Без ума, без чувств, без чести

Оригинал взят у в Без ума, без чувств, без чести

Дикарские законы и законы для дикарей

Закидать камнями женщину, посмевшую закричать под насильником — вот ваше правосудие. Вы дикари и калеки, и вас стоило бы пожалеть, — но вы жадные, тупые, криворукие, завистливые, похотливые калеки, и жалеть вас противно.

Листая архивы «Daily Mail», я натолкнулся на прошлогоднюю статью о пакистанской девушке Кайнат Сумро. Когда Кайнат было 13, её изнасиловали четверо мужчин. Они похитили её у деревенской лавки, когда она остановилась там, чтобы купить игрушечную куклу, и три дня «развлекались» по полной программе. Каким-то чудом девочке удалось убежать.

По мнению односельчан, это нанесло тяжёлый удар по «чести семьи» Кайнат и всей деревни, и единственным способом «смыть позор» должно было стать убийство девочки. Поскольку убийство не произошло немедленно, «опчество» (социальное устройство пакистанской деревни сильно напоминает деревенскую общину пореформенной России) возбудилось и потребовало, чтобы отец Кайнат исполнил «долг» и, как всякий «честный мусульманин», удавил своего ребёнка.

И вот тут-то всё и началось — то, из-за чего история стала достоянием медиа —

— отец Кайнат оказался «бесчестным человеком» и убивать дочь отказался. Семья Кайнат была вынуждена бежать в Карачи. Впрочем, «обчественное мнееееение» настигло их и там. Вероятность того, что семье удалось или удастся в будущем добиться хоть какого-то подобия правосудия, стремится к нулю, поскольку «государство» в Пакистане предпочитает в такие коллизии не вмешиваться и активно сопротивляется попыткам вовлечь его в «разборки». У жертвы изнасилования в Пакистане в случае обращения в «полицию» гораздо больше шансов быть избитой и/или изнасилованной «полицейскими», нежели получить защиту и надеяться на расследование совершённого против неё преступления. Уместно вспомнить, что, согласно т. н. «шариату», т. е. своду постановлений на основе полубезумных бредней и троглодитских обычаев эпохи раннего палеолита — странно, что там нет «закона» о съедании жертвы изнасилования, например, ради сохранения «семейной чести» — женский голос в свидетельских показаниях равен половине мужского. С таким «судебным кодексом» далеко не уедешь.

Проблема в том, что далеко не все это понимают. На Западе вопрос с убийствами «во имя чести» постоянно саботируется левым феминизмом. Основной посыл горе-дискутантов состоит в следующем: женщин угнетают везде, только формы угнетения разные. Надо сказать, поборницы равенства тут на удивление последовательны: «поставить 13-летнюю девочку на хор и убить за это» и «меня не назначили директором всего» для них — одно и то же: угнетение!

Но для нормальных людей между этими «видами угнетения» — и, прежде всего, их отражениями в законодательной и правоохранительной практике — существует всё-таки огромная, принципиальная разница. Этой темы я уже касался в одной из своих заметок, но, разумеется, до её полного, исчерпывающего раскрытия ещё далеко.

В ход также идёт неотразимый, по мнению левых феминисток, аргумент: приравнивание убийства ради «чести» к семейному насилию.

Однако убийство «чести» нельзя, строго говоря, классифицировать как случай семейного насилия. Вообще, в Европе семейное насилие — отнюдь не исключительно мужская прерогатива. Например, в Финляндии оно чуть ли не поровну распределено между мужчинами и женщинами. (Это, безусловно, отражает истинную ситуацию с равноправием.) Кроме того, семейное насилие — чаще всего импульсивный акт, нередко совершаемый в состоянии аффекта, под воздействием алкоголя и т. д. В частности, поэтому речь в полицейских протоколах и судебных вердиктах в основном идёт об убийствах по неосторожности, нежели о предумышленных, спланированных убийствах. В случае с убийствами «чести» картина совершенно иная: здесь мы имеем именно хладнокровное убийство, осуществлённое по предварительному сговору и в соответствии с чётким планом. В английском языке, кстати, существует аж три разных слова для обозначения убийств: manslaughter — убийство по неосторожности, killing — «просто» убийство и murder — умышленное, спланированное убийство.

Нет никакого сомнения, что между «убийством в семье» и убийством т. н. «чести» также существует гигантская разница. Прежде всего, это социальная приемлемость такого убийства, отношение к нему как со стороны общества, так и со стороны членов семьи убийцы и жертвы, и, что особенно важно, самого убийцы. Не будет преувеличением утверждение, что ни один из семейных убийц в европейской стране, в Австралии или в Америке не сможет выйти из здания суда или, больше того, из полицейского участка «просто так». Даже в редких случаях оправдания по суду нравственная оценка содеянного вряд ли будет оправдательной или, тем более, поощрительной. Я также ни разу не слышал, чтобы обвиняемые апеллировали на суде к какой-то там «чести» или оправдывали свои действия её «защитой». По крайней мере, озвучить на суде подобное в качестве «причины» или «мотива» для убийства — это гарантированный способ обеспечить себе отнюдь не смягчение, а, скорее, ужесточение приговора. Ни один адвокат не предложит своему подзащитному использовать такой аргумент на суде — разве что с целью упрятать обвиняемого не в обычную тюрьму, а в спецклинику для опасных психов. Никогда родители, братья, сёстры или другие родственники убийцы не подступают к убийцам с требованиями убить «ради семейной чести».

И уж точно невозможно представить себе, что отец «ради защиты семейной чести» убьёт свою изнасилованную 13-летнюю дочь.

А теперь давайте посмотрим, что происходит в мусульманской стране, в Турции или в Пакистане. Здесь убийства «чести» — не спонтанные инциденты, совершаемые какими-то несчастными безумцами. Это всегда — всегда! — убийство, совершаемое не только хладнокровно, не только по предварительному плану, но и участвует в нём не только жертва и убийца, так сказать, «один на один». Убийца в этом случае убивает ради не только своей «чести», но «защищает» т. н. «честь» семьи, клана, общины. В случае, упомянутом выше, община требовала, чтобы отец убил дочь. От него ожидалось, что он поработает палачом от имени и по поручению деревенского «обчества».

Но и это ещё не всё. Убийство ради «чести» всегда, во всех случаях, везде есть коллективное, осуществлённое по предварительному сговору нескольких лиц, преступление. Нередко убийцей назначают самого младшего из сыновей, а то и несовершеннолетнего — чтобы избежать или сократить срок тюремного заключения (там, где за такое убийство хотя бы теоретически можно попасть под суд). При этом жертва, как правило, лишена возможности не то, что сопротивляться, а даже спрятаться, убежать или каким-то иным образом уйти от назначенной расправы. Все члены семьи или клана, включая жертву (!), осведомлены о том, что должно произойти. Семья, клан, «обчество» выступает тут как организованная вооружённая преступная группировка — и должна быть наказуема соответствующим образом, как банда.

Кроме того, убийство ради «чести» глубоко укоренено в т. н. «культуре» этих «обчеств», принимается ими, востребуется и институционализируется. Это глубоко традиционное «решение проблемы», вызванной изнасилованием маленькой девочки. (Ниже я остановлюсь на этом подробнее.) Поэтому «преступление» отца Кайнат ещё страшнее «преступления» его дочери: он нарушил Традицию. А что может быть ужаснее для дикаря, чем это?! Разумеется, за столь ужасающий акт семья Кайнат подверглась изгнанию.

Очевидно, что «культура», в которой:

1) маленькую девочку можно изнасиловать толпой и не понести за это никакого наказания отнюдь не потому, что преступники неизвестны (спросите себя, в какой деревне такое возможно, и ваши сомнения развеются), и

2) изнасилованную маленькую девочку нужно убить, чтобы защитить «честь» того самого «обчества», которое не имеет мужества наказать преступников,

— это до такой степени непредставимая для нормального, рационально мыслящего человека дикость, что даже «варварством» её назвать нельзя: у исторических варваров за подобные преступления всё-таки наказывали преступников, а не жертвы. Когда римляне столкнулись с варварами, те — и довольно давно — уже миновали подобную стадию «обчественного» недоразвития. Совершенно не подлежит никакому сомнению, что подобная «культура», равно как и «религия», хоть в каком-то виде легитимизирующая такую дикость, такую вершину противоестественного безумия, для описания которой и слов-то в языках цивилизованных людей давно не существует, должны без всякого промедления и сопливых сантиментов уничтожаться хотя бы там, где цивилизация с ними непосредственно сталкивается. Вместо этого толераствующие придурки страдают от когнитивного диссонанса: как же, ведь все культуры равны, а ислам — это богатая духовность и самобытная культура?! Поэтому обсуждение — дискуссии вида «надо уничтожать — не надо уничтожать» тут совершенно излишни — каким именно способом поскорее и понадёжнее истребить эту несказуемую мерзость, чтобы не дать заразе распространиться — даже не начинается, а вместо этого, крайне необходимого и неотложного, обсуждения заводится шарманка про «тоже угнетение» или «семейное насилие». Доходит до абсурда: некоторые судьи смягчают приговоры убийцам из-за того, что такие убийства — «культурная особенность» в том месте, откуда дикарь, совершивший убийство, сбежал много лет назад!

Здесь мы имеем ещё один крайне важный аспект первобытной правовой, с позволения сказать, «культуры», свойственной в той или иной мере любому традиционному обществу. Это явление криминальной проекции, когда вина за преступление перекладывается с преступника на жертву. Отголоски этого чудовищного пережитка архаичного, дорационального сознания можно встретить сегодня даже в цивилизованных странах, а в странах, так и не прошедших до конца путь социально-когнитивной модернизации, например, в России, это явление цветёт и пахнет нестерпимо. Характернейший образчик такой проекции — это обвинение жертв изнасилования в провоцировании насильника: «сама виновата», «нечего короткую юбку напяливать» и т. п. В полностью дорациональных обществах, таких, как исламское, проекция и вовсе считается социальной нормой. В этом заключается одно из фундаментальных оснований отношения к жертве преступления как причине преступления. В рамках дорациональной парадигмы это не только приемлемо, но и необходимо. Из такого отношения проистекает вульгарный солипсический подход к случившемуся. Как маленький ребёнок, закрыв ладошками глаза, радостно хохочет — он «обманул» взрослых, он «спрятался» — так дикарь, уничтожая жертву преступления, уничтожает его «причину», а, следовательно — в его понимании — и само преступление. Для дикаря в этом нет ничего невозможного: вера в сверхъестественное предполагает в том числе и попытки сделать бывшее небывшим посредством неких ритуальных, бессмысленных действий. Все мы помним исторический курьёз с поркой моря, великолепно отражающий когнитивный подход дорационального сознания к реальности: виноваты все, кроме меня — стихия, другие люди, обстоятельства, бог, дьявол, духи и пр. Сам троглодит никогда ни в чём не виноват: его обманули, заставили, вынудили, спровоцировали, уговорили — да что угодно, «только не я».

Для дикаря также характерно отношение к закону как к повелению: принудят — исполню, не принудят — нарушу. Не в последнюю очередь поэтому правительства некоторых богоспасаемых державушек расставляют по жлобу у каждого столба, глядя сквозь пальцы или вовсе закрывая глаза на их жадность и мздоимство, ибо не без оснований сомневаются в благонадёжности подданных, коль над ними не нависает тень городового. (Я не случайно употребил слово «подданные» — понятие «гражданин» к дикарю, не понимающему ценность закона и необходимость его соблюдения, не применимо.) Никакой внутренней мотивации к соблюдению закона у дикаря нет, рационально осмыслить необходимость и естественность, императивную сущность правовых норм и регулирующего их законодательства он не в состоянии, причём дикарь может обладать учёной степенью, но его дикарской сущности это не меняет. Дикарь всегда ведёт себя, подобно ребёнку: он постоянно испытывает всё и всех вокруг на прочность, вечно пытается засунуть палец в розетку, и если оттуда его немедленно не шарахнет электрическим разрядом так, чтобы он откусил себе язык, дикарь продолжит своё «исследование» и выдернет всю проводку с мясом, а потом и вовсе дом по кирпичику разнесёт. И никогда, что характерно, не признает своей вины: виноваты будут розетка, проводка, дом или, на худой конец, хозяин — «почему не остановили?!» У дикаря нет индивидуальности — он часть семьи, клана, племени, поэтому ответственность за поступки он несёт только коллективно, индивидуальное наказание для него не существует, в «лучшем» случае он понимает его как несправедливость, направленную против того, частью чего он является. Понимание — точнее, непонимание этих, в общем-то, несложных вещей — делает систему правового государства беспомощной и уязвимой при столкновении с троглодитами, с их готтентотской «моралью» и людоедской «культурой».

Надо сказать, что исламские активисты внимательно отслеживают публикации, касающиеся убийств «чести», и немедленно начинают строчить гневные комментарии вида «это не ислам», «ислам это запрещает» и пр. Вероятно, они сами не отдают себе отчёта в том, что занимаются самой что ни на есть дикарской магией: отрицая факт, они уверены, что таким образом отменяют его. Между тем реальность свидетельствует: ни в одной стране с преобладанием исламского населения, там, где убийства ради «чести» укоренены в традиции, никакого позитивного воздействия на эту традицию ислам не оказывает. Ислам не только не мешает ревнителям «чести» убивать девочек и женщин, но поощряет их, насаждая отношение к женщине как придатку семьи, собственности, роду движимого имущества и товара. И представители этих «культур», апеллируя к толерантности и мультикультурализму, смеют требовать к себе уважения, мало того — права следовать своим троглодициям вопреки законодательству стран пребывания. Если это не наглость и не бесстыдство, то что тогда?!

Именно поэтому представление о равенстве культур ошибочно и противоестественно, антинаучно и бесчеловечно. «Культура», где изнасилованная девочка-подросток «обесчестила» себя и всё «обчество» и тем самым «заслужила» смерть, «культура», обрушивающая кары на семью, вставшую на защиту своего ребёнка, — такая «культура» не может быть равной ничему, что у цивилизованного человека вызывает реминисценции с самим понятием «культура». Кроме, пожалуй, биологических: какая-нибудь отвратительная ядовитая плесень на предметном стекле микроскопа тоже именуется «культурой», и в этом есть даже какой-то сарказм не только филологического свойства.

Сегодня убийства девочек и женщин ради «чести» стали обыденностью европейского судопроизводства, поскольку мы были настолько ленивы и нелюбопытны, что позволили дикарям принести в наш дом свою грязь-«культуру», допускающую такое выводящее нас из себя (ну надо же хоть немножко себя похвалить!) безобразие. Эта проблема обсуждается вяло или не обсуждается совсем — никто не хочет получить клеймо «ксенофоба» и мазать всех иммигрантов одной краской, затрудняя им и без того нелёгкие условия интеграции. Но если нам не удастся предотвратить создание устойчивых, самовоспроизводящихся анклавов этой мерзости, то в результате под угрозой окажутся все, в том числе и хорошие, удачно и охотно интегрирующиеся иммигранты, с облегчением сбрасывающие с себя оковы мракобесия и дикарства — сколь бы ничтожно ни было их число.

В этой связи мне представляются не только неуместными, но и крайне опасными призывы консервативных сил к «возрождению европейских традиций». Нужно быть честным, интеллектуально и нравственно, и отдавать себе полный отчёт: никакой «европейской традиции», которую следовало бы «возрождать», не существует. Общества в Европе в эпоху традиционализма мало, если вообще, отличались от обществ, ныне прозябающих в традициях и дикарстве. Глупо и безответственно тешить себя сказками о «прекрасном прошлом» — мало того, что оно не было прекрасным, так оно и сейчас ещё хватает нас за горло своей отвратительной клешнёй, и сама мысль о «возрождении традиций» является его ужасающим пережитком. Что может быть прекрасного в феодальной раздробленности, цеховом окостенении и бесконечных войнах, в голоде, чуме, холере и охоте на ведьм? А ведь всё это тоже «европейские традиции»! Стоит ли так уж радеть об их «возрождении»?

Есть, правда, пара традиций, что я согласен не столько возрождать, сколько всячески развивать и поддерживать. Это, во-первых, традиция защищать свою свободу от посягательств со стороны всевозможных тиранов и обскурантов, а во-вторых — традиция стремления к постоянному совершенствованию и улучшению окружающей действительности, превращению мира в удобное и безопасное жизненное пространство. Ко всем прочим я отношусь с крайней осторожностью, чего и вам желаю. Тем более никаких поблажек не должно быть в отношении дикарей, расшатывающих устои цивилизации.

Поэтому, как ни крутись, а в консерватории придётся кое-что поменять. Это будет совершенно точное следование как минимум одной очень хорошей и правильной европейской традиции.

Ссылки по теме:

• Джеймс Эмерай. Убийство женщин во имя чести в среде мусульман


• Мусульмане убивают своих женщин как скот


• ФРГ: Турок убил забеременевшую от него дочь


• В Пакистане мусульманин убил свою мать ради «чести семьи»


• Британская пресса шокирована шариатским убийством 19-летней жительницы Крыма


• Попытка убийства дочери родителями-мусульманами (видео)


• Honor Killing (убийства чести) у мусульманских народов — список видео на Youtube

Запись опубликована Вадим Давыдов | OCCIDE VERBUM. You can comment here or there.

ЖИТЬ НАДОЕЛО?

Оригинал взят у в ЖИТЬ НАДОЕЛО?

Сегодня много разговоров о самоубийствах. Даже несколько дней назад выскочил в топ длинный пост на эту ему. Там говорится, что уже и наука такая есть – суицидология. Всё судят да рядят: почему, что за этим стоит, кто недоглядел. Особенно оживились эти разговоры после известной серии подростковых самоубийств: благополучные вроде девочки взяли да и сиганули с крыши. И как часто бывает, «много букв» - и всё мимо. То есть указываются правильные причины, но второстепенные, побочные. А есть ведь и общие, главные.

СТО ЛЕТ НАЗАД

Такое уже было.
Сто или чуть более лет назад.
Я уже писала, что наше время изумительно похоже на канун I Мировой войны – во многих отношениях. Даже сегодняшними попытками копировать тот архитектурный стиль, названный у нас «модерном». 

Человечество заблудилось, запуталось. Вроде оно и может многое, а жить -  не для чего. Нужна какая-то совсем иная жизнь, а какая? Никто толком не понимает, но нарастает ощущение невозможности, невыносимости существующей жизни. Ощущение технической мощи – тогда это была авиация, сегодня  информационные технологии – и беспомощная слабость, потеря ориентиров.  И попытка эти ориентиры найти. Не случайно известные философские сборники той давней и так похожей на нынешнюю поры так и названы – «Вехи», «По звёздам». Что это как не поиск ориентиров?

И тогда была тоже эпидемия самоубийств. Не понятно, «куда жить». Для чувствительных натур такое положение невыносимо. 

Вот отрывок из статьи Корнея Чуковского. Речь о времени ровно 100 лет назад - 1910-й год. Тогда распространилась форменная эпидемия немотивированных самоубийств. Вот, что пишет Чуковский:
"Новый рассказ Максима Горького:
"Макар решил застрелиться".
Новый рассказ Ивана Бунина:
"Захлестнул ремень на отдушнике и кричал от страха, повесился..."
Новый рассказ Валерия Брюсова:
"Она отравилась..."
Новая книга З.Н. Гиппиус:
"Прошлой весной застрелился знакомый, студент..."; "Муж и жена отравились..."; "Смирнова выпила стакан уксусной эссенции..."

Это не газетная хроника, а начало статьи Чуковского "Самоубийцы": "В наших современных книгах свирепствует теперь, как и в жизни, эпидемия самоубийств. Удавленники и утопленники - современнейшие нынче герои. И вот новая, небывалая черта: эти люди давятся и травятся, а почему - неизвестно".

В 1910г. , в статье "Юмор обречённых", Чуковский уже пытался ответить на этот вопрос. И отвечал так: люди утратили красоту жизни. Мир стал для них "эстетически невыносим". "После этого - только смерть". Ещё раньше он говорил о повсеместной утрате идеи, желания служить какому-то делу и преследовать какую-то цель. А ещё раньше он обратил внимание на  убийственную скуку и тоску, разлитую в повседневной жизни (и литературе), на повсеместную "недотыкомку", которая прячется за газетными строками, книгами стихов и длинными повестями.

Вся современная литература, замечает Чуковский, - сплошное торжество мерзости и страха, леонид-андреевская "буффонада и свистопляска калек", ремизовская "вселенская тошнота". Вселенское уродство Саши Чёрного:

О дом сумасшедших, огромный и грязный!       
К оконным глазницам припал человек:
Он видит бесформенный мрак безобразный -
И в страхе, что это навек!

В 1909 г. Чуковский писал: "Всё в мире тошнотворно, весь мир словно наелся "блевотного", - твердят теперь наши книги, - и кто из нас посмеет не согласиться с ними".
(По книге И.Лукьяновой "Корней Чуковский". ЖЗЛ. М.: Молодая гвардия. 2006).

«Каждый день приносит нам известия о самоубийствах, то тут, то там случившихся, необъяснимых, неразгаданных, грозящих превратиться в какое-то обыденное, привычное явление нашей общественной жизни... Страшно и подумать: неужели мы уже привыкли к этому явлению? Когда у нас бывало что-либо подобное, когда ценилась так дёшево душа человеческая и когда бывало такое общественное равнодушие к судьбе живой души, по образу Божию созданной, кровию Христовой искупленной? Богатый и бедный, учёный и безграмотный, дряхлый  старец, и юноша, едва начинающий жить, и ребёнок, едва стоящий на ногах своих, - все лишают себя жизни с непонятною, безумною лёгкостью: один просто, другой драпируя в последний час себя и своё самоубийство». 
Правда очень современная цитата? Только некоторая устарелость слога наводит на мысль, что писано это не вчера.  Правда, не вчера.  Автор – одновременно авторитетный и одиозный  - Константин Победоносцев, обер-прокурор Синода, персональное воплощение так называемой «реакции», последовавшей после убийства Александра II. (Статья «Болезни нашего времени». Московский сборник 1897 г.).


МИР ПО ПТОЛЕМЕЮ И ПО КОПЕРНИКУ

Тогда широко распространилась философия  эгоцентризма.  Это была не книжная, учёная философия (впрочем, и это было; Ницше, страшно популярный,  внёс свой вклад, хотя его и не следует преувеличивать).  Это была философия  практическая, бытовая. Некое господствующее верование для бытового повседневного употребления (я думаю, это и есть идеология – некая смесь философии и религии, предназначенная для повседневного употребления широкими массами).  Так вот эта новая бытовая философия учила: Я – пуп земли. Вся жизнь вертится вокруг меня.  Я имею право на всё, прежние запреты – предрассудки. Нет больше ни греха, ни разврата, ни авторитета.  Даже простым людям, чьи отцы только Богу молились и уважали начальство стало свойственно, по словам Ключевского, «притязательное сознание своих «правов».  В те времена, конечно, этой философией была охвачена узкая городская прослойка, но лиха беда начало.
Откуда это взялось? В общем-то понятно. Технический прогресс приносил с собой  новые материальные возможности вкупе с поверхностным просвещение и появившейся именно в то время массовой культурой (многообразные газеты, романы для горничных). Всё это и побуждало маленького человека раздуваться от своей  новообретённой значимости. Всё это приводило к раздуванию своего «Я».
А раз Я – это единственно значимая реальность, последняя инстанция в мироздании, выходит, что и опереться в жизни не на что, кроме себя самого. Это хорошо понимал Победоносцев: «…несчастный человек, не зная кроме своего "я" никакой другой опоры в жизни, не имея вне своего "я" никакого нравственного начала для борьбы с жизнью, бежит от борьбы и разбивает себя. Другие погибают оттого, что не в силах примирить свой, может быть, возвышенный идеал жизни и деятельности с ложью окружающей их среды, с ложью людей и учреждений; разуверившись в том, во что обманчиво веровали, и не имея в себе другой истинной веры, они теряют равновесие и малодушно бегут вон из жизни... А сколько таких, коих погубило внезапное и неравномерное возвышение, погубила власть, к которой они легкомысленно стремились, которую взяли на себя - не по силам? Наше время есть время мнимых, фиктивных, искусственных величин и ценностей, которыми люди взаимно прельщают друг друга; дошло до того, что действительному достоинству становится иногда трудно явить и оправдать себя, ибо на рынке людского тщеславия имеет ход только дутая блестящая монета».
Он сравнивает современную эгоцентрическую философию с геоцентрической астрономической моделью Птолемея. У того небесные тела вращаются вокруг Земли, что приводило к необходимости придумывать разные сложные (и ложные) конструкции, чтобы оправдать «неправильное» поведение небесных тел. 
«Века проходили так, пока явился Коперник и вынул фальшивый центр из этой системы. Все стало ясно, как скоро обнаружилось, что вселенная не обращается около Земли, что Земля совсем не имеет господственного значения, что она не что иное, как одна из множества планет и зависит от сил, бесконечно превышающих её мощью и значением», - пишет Победоносцев.
А вот в бытовой философии движение было обратное: человек, когда-то «знавший своё место» в мироздании переместился в центр Вселенной.  «Птолемеева система давно отжила свой век; но вот как понять, что в наше время восстановляется господство её в ином круге идей и понятий? Разве не впадает в подобную же путаницу новейшая философия, опять от той же грубой ошибки, что человека принимает она за центр вселенной и заставляет всю жизнь обращаться около него, подобно тому, как в ту пору наука заставляла солнце обращаться около земли. Видно, ничто не ново под луною. Это старье выдаётся за новость, за последнее слово науки, в коей следуют одно за другим противоречия, отречения от прежних положений, новые, категорически высказываемые положения, опровержения на них, с той же авторитетностью высказываемые, поразительные открытия, о коих вскоре открывается, что лучше и не поминать об них. Все это называется прогрессом, движением науки вперёд. Но, по правде, разве это не те же самые циклы и эпициклы Птолемеевой системы? И когда явится новый Коперник, который снимет очарование и покажет вновь, что центр не в человеке, а вне его, и бесконечно выше и человека, и земли, и вселенной?» - восклицает Победоносцев.

Я – ПУП ЗЕМЛИ!

Чем отличается то, столетней давности,  время от нашего? Отличается оно чисто количественно – не качественного. Сто лет назад подавляющее большинство вело трудную борьбу за существование, за кусок хлеба. Элементарная сытость для подавляющего большинства была уже приличным жизненным достижением. Поэтому у них просто не было сил размышлять о себе как о пупе земли.

В наши дни философия эгоцентризма – это господствующая философия. Повторюсь: речь не о книжной, а о практической, бытовой философии, которая и определяет поведение. Может, это лучше назвать не философией, а господствующим чувством жизни.  Каждый сегодня – пуп земли. Он «сноб», «эгоист», он «любит себя», «он этого достоин». Чего именно? А всего. Он – VIP, он – эксклюзив, он – креативный класс. Он - реализует себя. Себя! Любимого себя!

Он делает что-то покуда его это мотивирует, пока есть драйв и уходит, когда драйв куда-то девается. Принимая любое решение, он напряжённо прислушивается к себе: «Меня это радует? Не радует?»
«Я живу с ним, пока мне это удобно», - кто не слышал таких речей от современных молодых и продвинутых девушек, увлечённых фитнесом и веллнесcом.  Нынешняя  Дуняша считает эту мудрость жуть какой  прогрессивной.

Обязанности? Долг? Всё это тоталитаризм, совок, почти концлагерь.  Я никому ничего не должен (а должен – всем прощаю). Ну, разве что ОНИ – обязаны.  Кто они? Ну, чиновники, государство, ГИБДД… А то вот возьму – да и свалю из Рашки, коли она перестала меня устраивать.

Такая жизненная позиция делает человека крайне неустойчивым и хрупким под ударами жизни. Его единственная опора – он сам, никакой иной опоры о у него нет и быть не может.   
Устойчивость человеку придают не права, а именно обязанности. Как это ни странно на первый взгляд звучит. Они его держат на плаву. 

Отсюда – лёгкость расставания с жизнью, которая не оправдала надежд, которая не радует. Ничего трагического вроде и не происходит, а драйва нет. В таком положении любая мелкая неприятность может сделать жизнь радикально постылой и заслуживающей прыжка с крыши.

Наряду с самоубийством быстрым ширится медленное самоубийство  – наркота. Это вовсе не заезженный образ – это факт. К наркотикам ведёт тягостная невыносимость жизни. Любопытно, что наркотики вошли в сравнительно широкий обиход именно сто лет назад, об этом есть хороший рассказ Булгакова «Морфий».  А массовое распространение наркотиков случилось именно тогда, когда была достигнута массовая обеспеченность вкупе с гуманизмом-эгоцентризмом. Выжить стало легко, за кусок хлеба не требуется биться, он практически гарантирован (в странах «золотого миллиарда»). Обязанностей нет. Хочу – работаю, не хочу – не работаю. Могу искать призвание до седых волос, а могу и не искать, и никто мне не указ. Сейчас от пожилых тёток из самой демократической среды не раз доводилось слышать: «У Марь-Иванны-то сын какой хороший. Рабо-о-отает…» То есть вырисовался вполне «штатный» способ жизни – не работая. 

ОПОРА НА СОБСТВЕННЫЕ СИЛЫ?

Раньше обязанностью девушки была семья. Было значительное общественное давление: надо выйти замуж, родить ребёнка. Это враньё, что всем девушкам жуть как хотелось замуж. Далеко не всем хотелось. Очень многие пожилые матроны рассказывали мне, что в своё время вовсе не хотели идти замуж, и любви особой не было, а так просто - принято, полагается, быть не замужем  неприлично.  Это была социальная норма, настолько безальтернативная, что даже не замечалась: а как по-другому-то? Как объясняла одна мамаша своей дочери (моей однокласснице): «Тебя родили, и ты должна родить». Одна старая немецкая журналистка рассказывала мне, как тридцать лет назад в Германии девушка, не вышедшая замуж, считалась презренными и никчёмным существом.  Сегодня это кажется замшелой галиматьёй. Да, это  подавляло личность, препятствовало её творческому самовыражению, но и придавало жизни смысл.  Это придавало человеку устойчивости: есть некий императив, есть какая-то инстанция, которая выше тебя. И ты должен не рассуждать, а выполнять.

Опорой-императивом для многих была Родина. «Раньше думай о Родине, а потом о себе». Это не выдумка, не поэтическое преувеличение, это реальные чувства очень многих. Ещё живы поколения, в которых это было господствующим чувством.   Такие люди совершали чудеса. Вообразите: разрушенная страна после Великой Отечественной войны была восстановлена буквально за пару лет. Моя свекровь рассказывала, как восстанавливалось промышленное Запорожье, чему она была свидетельницей, а родители её – участниками. Сегодня в это трудно поверить. В наши дни, при сегодняшней технике, этот процесс развезли бы на десятилетия. И не надо про страх и про зэков. Если сегодняшним руководителям дать миллион зэков или даже миллион киборгов, которых даже кормить не нужно, – всё равно ничего не построят. Потому что о Родине никто не думает, и опереться внутри себя не на что.  А вот тем, тогдашним - им было, на что опереться. Они опирались на эту вот высшую инстанцию. По сравнению с нею они ощущали себя малой малостью, песчинкой, незначительностью. Они были только материалом для великого – Родины.

В 90-е годы (и даже чуть раньше) трудолюбиво затаптывали идею примата общественного над личным.  Пожертвовать собой ради Родины?  Это только замороченные совки могут,  а продвинутые – они думают о себе и своих удобствах, ну или там о своём самовыражении.  Человек с его правами – важнее народа, общества, государства, - пели нам соловьи Перестройки. Как это казалось умно и замечательно! Государство – для человека, а не человек для государства. Оно и существует для его удобств, для предоставления ему «социальных услуг». Да что государство – всё, всё на свете для него – человека, для его неповторимой и самоценной личности. Он здесь главный.  Ну а чтобы главные, личности не перерезали друг друга придумано, что единственное ограничение твоей свободы – это свобода других таких же неповторимых пупов земли.

Только вот почему-то современные люди становятся всё жиже, слабее и банальнее в мыслях и поступках. Ну разве что облить кого-нибудь экскрементами, как это делала группа «Война»,  подарившая мира знаменитых богохульниц.  

Вообще-то, конечно, это логическая нелепость: как часть может быть важнее целого? Но тогда на это никто внимания не обращал, настолько был прекрасен и притягателен был дивный новый мир, лишённый совковых ограничений и утеснений, сплошь обставивших личность всякими нудными обязанностями и тягостными долгами.

Но потом выяснилось неприятное. Чтобы делать что-то значительное, да и просто сопротивляться жизненным передрягам, а возможно, для того, чтобы просто жить – для всего этого человеку потребно иметь внутреннюю опору в виде чего-то Великого, большего, чем он сам.

Великое – совсем не обязательно Родина. Великое  может облекаться в разные формы. Это может быть Бог, истинная вера. Почему первые христиане с радостью шли на казнь? Потому что их вела и поддерживала вера. Они имели великую опору. Михаил Веллер верно говорил: если нет ничего, за что стОит умереть, тогда незачем и жить. Сегодня большинству людей жить, в общем-то незачем. Живут как-то так, по инерции, подбадривая себя социальными и химическими допингами, но случись какая трудность … - а ну её, эту жизнь.  Такая вырисовывается картина: современный человек не может умереть за Родину, за свои убеждения, а вот умереть просто так – это запросто.

Почему когда-то люди могли умереть за свои убеждения, а сегодня даже говорить-то об том как-то неловко: полоумные фанатики, ясное дело – не познали благ толерантности и прав человека.  Сегодняшний человек не может умереть за свои убеждения не только потому, что у него, как правило, их нет. Не может он ещё и потому,  что для этого надо признать убеждения ВЫШЕ СЕБЯ. А что может быть выше самого человека? Ничего не может. Сказано же: всё во имя человека, всё для блага человека.


Не только  Родина или Бог – может быть высшей, надличностной ценностью. Для кого-то этой высшей инстанцией и одновременно  опорой было Искусство, Наука. Главное, чтобы твоё отношение к ЭТОМУ было СЛУЖЕНИЕМ. Ты, маленький, служишь этому великому.  ЭТО было для человека несравненно выше его -  маленького, временного, преходящего.

Такими были герои Даниила Гранина, герои культового советского фильма «Девять дней одного года».

КУЛЬТУРА БЕЗ КУЛЬТА

Именно при такой постановке вопроса маленький человек становился большим человеком, он совершал чудеса, являл высшие достижения. Vita brevis est, ars lunga – Жизнь коротка, искусство длинно. Художник только тогда создаёт по-настоящему художественные произведения, когда его маленькая, короткая, мотыльковая жизнь подчинена высшему  и вечному – искусству. Если нет, если ему это просто «по приколу», если работает он, чтобы «приподнять бабла», пропиариться – искусства не получается.   В этом случае он - ремесленник, холодный сапожник. Таковы в своей массе современные «креаторы».  А изготовляет они не произведения искусства, а арт-объекты. Как это выглядит на практике,  всякий может наблюдать, сравнивая современную живопись с живописью прошлых веков. Аналогично другие виды искусства.

 «Культура» этимологически связано со словом «культ». Если художник не служит прекрасному как некоей абсолютной идее – он ничего не создаст, даже если наделён талантом и в принципе мог бы. Он просто не научается своему искусству, потому что это долго трудно, тут нужна самодисциплина и определённое самопожертвование, а нафиг это сдалось? Именно поэтому мы наблюдаем во всех без исключения искусствах вертикальное падение техники. Согласно современной общественной конвенции, все делают вид, что так и надо, что это такой новомодный стиль и тренд, а на самом деле – это простая неумелость. Неумение петь, танцевать, рисовать, снимать кино…   Ну, намалевал чего-то – и ладно, пипл и так схавает. А слава – слава зависит от раскрутки. Именно поэтому с торжеством эгоцентризма исчезло искусство. То есть деятельность, именуемая искусством, сохранилась и количественно преумножилась, а красота – ушла. Обиделась, не иначе: она – дама ревнивая, привыкла быть первой.   

Писатель не может писать ради истины – он суетится и пиарится, ему некогода.  Когда видишь по телевизору какого-нибудь хорошего старого писателя, который срывающимся от суеты голосом что-то торопливо бубнит, боясь не успеть, становится печально. 

Там, где человек в центре мироздания, - он мелок. Там, где он иерархически подчинён Высшему – он имеет шанс стать великим. Высшее может быть, повторюсь, разным. Известная фраза Станиславского, что надо любить не себя в искусстве, а искусство в себе, - в сущности, об этом.  Подчини себя Искусству, живи так, что ты для искусства, а не искусство для тебя – вот в этом случае ты имеешь шанс создать великое.  Сегодня такая жизненная позиция ощущается как нелепо-провинциальная. Так не то, что говорить, - думать так неприлично. «Ржунемогу!» - одёргивает каждого, кто ненароком так подумает, его внутренний цензор и контролёр, следящий за соответствием поведения своего хозяина современным трендам и модным прописям.

ЧЕМ И ЗАЧЕМ?

Чем жив современный человек, свободный от обязанностей, на знающий никакого долга? В чём он находит опору. Из чего черпает силы?

Ну,  первую очередь, он должен непрерывно наслаждаться, радовать и баловать себя. Об этом так много говорят, что это самое наслаждение постепенно превращается в какой-то тягостный долг современного человека. Разумеется, это соответствует интересам глобального бизнеса, которому требуется сбывать монбланы всяких усладительных ненужностей.

Всё в жизни современного человека должно быть неутомительным и прикольным.  Труд и реализация себя в труде кажется чем-то устарелым и скучным. Сегодня принято гордиться отдыхом. Отдыхают люди вдумчиво и напряжённо, затейливо и неутомимо.  Одногруппник моего мужа живёт теперь в Канаде, куда уехал лет двадцать назад. Он успешно работает, но это, с его точки зрения, - пустяк. Как-то мне привелось говорить с ним по скайпу: с огромными, утомительными подробностями излагал он мне свои многообразные отдыхательные впечатления, феерические путешествия, рыбалка там, охота сям…

И то сказать, требуются всё более и более терпкие впечатления. А откуда их взять? Ну, поехать куда-то, ну съесть что-нибудь экзотическое.   Но вот ведь незадача: надоедает. Чего бы позатейливей? Ну секс. Просто секс – скучен, подай извращение какое-нибудь. И не смей против слова молвить. Молвить можно разве что против гомофобов – как смеют подвергать сомнению священное право и почётную обязанность современного человека наслаждаться всеми доступными способами, не мешая при этом другим?

Чем шире распространяется философия эгоцентризма, тем бессмысленнее жизнь большинства людей. Бессмысленной не с точки зрения какого-то внешнего критика-моралиста, а  по их собственному, людей, ощущению. Иногда жизнь становится настолько  радикально бессмысленной, что нет другого пути как сигануть с крыши.

МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ И НЕ СБЫВАЮТСЯ

Обычное возражение: ну можно же поставить перед собой свою личную цель, добиться её, тогда жизнь наполнится смыслом. На первый взгляд, так. А на самом деле  - не наполнится. Поговорим немного об этом.

Современная философия учит: ты можешь поставить перед собой любую цель и её достичь.  Ты можешь всё: стать миллионером, звездой, всем, чем угодно. Проводятся даже семинары и целые курсы, как правильно поставить и достичь любой личной цели; и многим это действительно помогает. Вроде это и неплохо. Многие люди развивают недюжинную активность на пути к намеченной цели, и тогда их жизнь вроде как полна смысла. Но вот цель достигнута – и что же? Ставить новую? А зачем? Кому это всё нужно? Да и какую цель? Ведь современная философия учит: любая цель равно уважаема, выбирай на вкус. Обычно современный человек ставит незатейливую цель – заработать деньги. (Карьера тоже сводится к простому – к деньгам). Ну, заработал. А дальше что? Именно поэтому многие бизнесмены бросают свой бизнес, «подняв бабла».

Это в благоприятном случае – если цель достигнута, мечта, так сказать, сбылась. А если нет? Если ты никакой особой цели и не ставил, а просто жил себе поживал жизнью маленького человека? Тогда ещё хуже.   Само по себе наличие современного вероучения о небывалых возможностях, о способности каждого достичь всего, все эти «фабрики звёзд» в самом обширном смысле этого слова – всё это внутренне высасывает маленького человека. Замороченный и убогий, лишённый какой бы то ни было внутренней опоры, кроме разве что следования современным трендам и брендам, он ощущает свою маленькую простую и рядовую жизнь как пропащую, негодную.   Она – дрянь, пустяковина пустопорожняя. И то сказать, тебя даже в телевизоре нет.

 Простой человек не может этого выразить, по большей части, он считает причиной своей несчастности недостаток денег. Он даже  называет себя « нищим», а потом выясняется, что и машина у него ничего себе, и в Турцию отдыхать ездит – ничего себе нищий! Но он просто не может выразить, чего ему не хватает. А не хватает ему – смысла. Служения не хватает. 


 В такую ловушку попал современный человек. Если ты добился своей цели – жизнь твоя бессмысленна. Если не добился – аналогично.

ИТОГ - ПУСТОТА

Жизненным итогом большинства современных людей является пустота. Проявляется она по-разному: от пьянства до писания в интернете. До самоубийства доходит сравнительно редко . Но пустота – дело не только не редкое, а прямо-таки массовое.  И это совершенно не случайно и уж тем более не удивительно.  Ощущение незряшности жизни происходит от ощущения, что ты участвовал в большом деле, внёс, так сказать, вклад.  Ты участвовал в том, что больше и ценнее тебя.  А поскольку, по современным воззрениям,  человек – центр и вершина жизни, и ничего выше и ценнее его нет, – значит, и  великого дела сегодня нет и быть не может. Ну, чисто логически.  Ведь все великие дела, согласно современной философии, творятся для великого Меня, для Личности, то, значит,  и внести вклад не во что.  

Моя бабушка была учительницей начальной школы, но она чувствовала, что делает большое, возможно, великое дело – участвует в воспитании нового человека, человека коммунистического общества. А сегодня человек порой достигает социальных  вершин – и при этом чувствует себя мелким, случайным и беспочвенным.  

Когда-то я писала, что хорошие вроде бы идеи женского равноправия (кстати, возникшие именно в ту эпоху, о которой я сегодня писала – лет сто с лишком назад) при полном развитии привели к вырождению белого человечества. Точно так и хорошие, гуманные и прогрессивные идеи «всё во имя человека, всё на благо человека» приводят его, человека, на грань самоуничтожения. Вот уж воистину благими намерениями вымощена дорога в ад.

про кулачество

Елена Прудникова

Кулачество как класс

Двоюродные братья историков — физики — любую дискуссию начинают со слов «договоримся о терминах». Историки прекрасно обходятся без этого. А жаль. Иногда бы стоило. Вот, например, кто такой кулак? Ну, тут и думать нечего: это «справный», трудолюбивый хозяин, безжалостно разоренный и уничтоженный машиной сталинской коллективизации. Да, но за каким лешим машине коллективизации уничтожать «справного» хозяина, который ей не конкурент и не помеха? Хозяйствует он на своих десяти-двадцати десятинах обочь колхоза — и пусть себе хозяйствует, а хочет — идет в колхоз. Зачем его разорять?

Не иначе, как из инфернальной злобы — ибо экономического ответа здесь нет. Его и не будет, потому что в директивах власти СССР постоянно повторяли: не путать кулаков и зажиточных крестьян! Стало быть, разница между ними имелась, причем видная невооруженным глазом.

Так что же видел невооруженный глаз полуграмотного уездного секретаря такого, чего не видно нынешнему остепенному историку? Давайте вспомним школьный марксизм — те, кто еще успел поучиться в советской школе. Как определяется класс? И память на автомате выдает: отношением к средствам производства. Чем отношение к средствам производства справного хозяина отличается от отношения середняка? Да ничем! А кулака?

Ну, раз его собирались уничтожить «как класс», стало быть, он являлся классом, и это отношение как-то отличалось.

Вечно напутают эти горожане!

Так кто же такие кулаки?

Этот вопрос заботил и советское руководство. Например, Каменев в 1925 году утверждал, что кулацким является любое хозяйство, имеющее свыше 10 десятин посева. Но 10 десятин в Псковской области и в Сибири — это совершенно разные участки. Кроме того, 10 десятин на семью из пяти человек и из пятнадцати — это тоже две большие разницы.

Молотов, отвечавший в ЦК за работу в деревне, в 1927 году относил к кулакам крестьян, арендующих землю и нанимающих сроковых (в отличие от сезонных) рабочих. Но арендовать землю и нанимать рабочих мог и середняк — особенно первое.

Предсовнаркома Рыков к кулацким относил хорошо обеспеченные хозяйства, применяющие наемный труд, и владельцев сельских промышленных заведений. Это уже ближе, но как-то все расплывчато. Почему бы крепкому трудовому хозяину не иметь, например, мельницу или маслобойню?

Что объединяет Каменева, Молотова и Рыкова? Только одно: все трое — урожденные горожане. А вот «всесоюзный староста» Михаил Иванович Калинин, по происхождению крестьянин, дает совершенно другое определение. На заседании Политбюро, посвященном кооперации, он говорил: «Кулаком является не владелец вообще имущества, а использующий кулачески это имущество, т.е. ростовщически эксплуатирующий местное население, отдающий в рост капитал, использующий средства под ростовщические проценты».

Неожиданный поворот, не так ли? И Калинин в таком подходе не одинок. Нарком земледелия А.П.Смирнов еще в 1925 году писал в «Правде», которая служила основным практическим, корректирующим руководством для местных деятелей: «Мы должны в зажиточной части деревни ясно разграничить два типа хозяйства. Первый тип зажиточного хозяйства чисто ростовщический, занимающийся эксплуатацией маломощных хозяйств не только в процессе производства (батрачество), а главным образом путем всякого рода кабальных сделок, путем деревенской мелкой торговли и посредничества, всех видов "дружеского" кредита с "божескими" процентами. Второй тип зажиточного хозяйства — это крепкое трудовое хозяйство, стремящееся максимально укрепить себя в производственном отношении…»

Вот это уже совсем другое дело! Не только и не столько эксплуататор батраков, но деревенский мелкий торговец, посредник в сделках и, главное — ростовщик.

Сельское ростовщичество — явление совершенно особое. Деньги в рост на селе практически не давали. Там была принята система натурального ростовщичества — расчет по кредитам шел хлебом, собственным трудом или какими-либо услугами. (Забегая вперед: именно поэтому так называемые «подкулачники» — «группа влияния» кулака — это, в основном, беднота.) И в любой деревне все жители отлично знали, кто просто дает в долг (даже и под процент, коли придется), а кто сделал это промыслом, на котором богатеет.

Технология мироедства

Яркая картина такого промысла нарисована в письме в журнал «Красная деревня» некоего крестьянина Филиппа Овсеенко.  Начинает он, впрочем, так, что не подкопаешься.

«…Про кулака кричат, что он такой-сякой, но только как не вертись, а кулак всегда оказывается и запасливым, и старательным, и налоги больше других платит. Кричат, что, мол, крестьяне не должны пользоваться чужим трудом, нанимать работника. Но на это я должен возразить, что это совсем неправильно. Ведь для того, чтобы сельское хозяйство нашему государству поднять, умножить крестьянское добро, надо засевы увеличить. А это могут сделать только хозяева зажиточные… И что у крестьянина есть работник, из этого только государству польза и потому оно таких зажиточных должно в первую голову поддержать, потому они — опора государства. Да и работника тоже жалко, ведь если ему работу не дать, ее не найти, а и так много безработных. А при хозяйстве ему хорошо. Кто даст в деревне работу безработному, либо весной кто прокормит соседа с семьей».

Узнаете аргументацию? Риторика «социального партнерства» за 90 лет почти не изменилась. Но это, впрочем, только присказка, а вот и сказка началась — о том, как именно добрый человек соседа с семьей кормит...

«Есть много и других горе-горьких крестьян: либо лошади нет, либо засеять нечем. И их мы тоже выручаем, ведь сказано, что люби ближних своих, как братьев. Одному лошадку на день дашь, либо пахать, либо в лес съездить, другому семена отсыпешь. Да ведь даром-то нельзя давать, ведь нам с неба не валится добро. Нажито оно своим трудом. Другой раз и рад бы не дать, да придет, прям причитает: выручи, мол, на тебя надежда. Ну, дашь семена, а потом снимаешь исполу половинку — это за свои-то семена. Да еще на сходе кулаком назовут, либо эксплуататором (вот тоже словечко). Это за то, что доброе христианское дело сделаешь…»

Исполу — это за половину урожая. При урожайности в 50 пудов с десятины  получается, что «благодетель» дает ближнему своему семена взаймы из расчета 100 % за три месяца, в 35 пудов — 50%. Бальзаковский Гобсек от зависти удавился бы. Он, кстати, еще не упомянул, что берет за лошадь. А за лошадь полагалась отработка — где три дня, а где и неделя за день. Христос, если мне память не изменяет, вроде бы как-то иначе учил…

«Выходит иначе: другой бьется, бьется и бросит землю, либо в аренду сдаст. Каждый год ему не обработать. То семена съест, то плуга нет, то еще что-нибудь. Придет и просит хлеба. Землю, конечно, возьмешь под себя, ее тебе за долги обработают соседи и урожай с нее снимешь. А хозяину старому что ж? Что посеял, то и пожнешь. Кто не трудится — тот не ест. И притом сам добровольно землю отдал в аренду в трезвом виде. Ведь опять не возьми ее в аренду, она бы не разработана была, государству прямой убыток. А так я опять выручил — посеял ее, значит мне за это должны быть благодарны.  Да только где там! За такие труды меня еще и шельмуют... Пусть все знают, что кулак своим трудом живет, свое хозяйство ведет, соседей выручает и на нем, можно сказать, государство держится. Пусть не будет в деревне названия «кулак», потому что кулак — это самый трудолюбивый крестьянин, от которого нет вреда, кроме пользы, и эту пользу получают и окружные крестьяне и само государство».

Из этого душещипательного письма ясно, почему крестьяне зовут кулака мироедом. В нем, как в учебнике, расписана почти вся схема внутридеревенской эксплуатации. Весной, когда в бедных хозяйствах не остается хлеба, наступает время ростовщика. За мешок зерна на пропитание голодающего семейства бедняк в августе отдаст два мешка. За семенной хлеб — половину урожая. Лошадь на день — несколько дней (до недели) отработки. Весной за долги или за пару мешков зерна кулак берет у безлошадного соседа его надел, другие соседи за долги это поле обрабатывают, а урожай целиком отходит «доброму хозяину». За экономической властью над соседями следует и политическая власть: на сельском сходе кулак автоматически может рассчитывать на поддержку всех своих должников, проходит в сельский совет сам или проводит туда своих людей и так делается подлинным хозяином села, на которого теперь уже никакой управы нет.

Ну, вот это — совсем другое дело. Это уже класс, который свои средства производства использует совсем не так, как середняк. И вот вопрос: останется ли такой «благодетель» равнодушным к колхозу, который кооперирует бедную часть села, вышибая тем самым из-под него кормовую базу?

Жадность сгубила

Еще одна «классовая» примета кулака — его специфическое участие в хлебной торговле. Накапливая у себя большие массы хлеба, кулаки совершенно не выпускали их на рынок, сознательно взвинчивая цены. В тех условиях это была фактически работа по организации голода, так что 107-я статья по таким гражданам просто плакала.

…В январе 1928 года, в самый разгар «хлебной войны», члены Политбюро разъехались по стране, руководить хлебозаготовками. 15 января Сталин отправился в Сибирь. Вот что он говорил в выступлениях перед партийными и советскими работниками: «Вы говорите, что план хлебозаготовок напряженный, что он невыполним. Почему невыполним, откуда вы это взяли? Разве это не факт, что урожай у вас в этом году действительно небывалый? Разве это не факт, что план хлебозаготовок в этом году по Сибири почти такой же, как в прошлом году?»

Обратите внимание: жалоба на невыполнимость планов — это, похоже, лейтмотив всех хлебозаготовительных кампаний. Причина понятна: пожалуешься, авось план и скостят.

«…Вы говорите, что кулаки не хотят сдавать хлеба, что они ждут повышения цен и предпочитают вести разнузданную спекуляцию. Это верно. Но кулаки ждут не просто повышения цен, а требуют повышения цен втрое в сравнении с государственными ценами. Думаете ли вы, что можно удовлетворить кулаков? Беднота и значительная часть середняков уже сдали государству хлеб по государственным ценам. Можно ли допустить, чтобы государство платило втрое дороже за хлеб кулакам, чем бедноте и середнякам?»

Сейчас такие действия караются в соответствии с антимонопольным законодательством, и никто почему-то не жалуется. Может быть, дело в аллергии на термины?

«…Если кулаки ведут разнузданную спекуляцию на хлебных ценах, почему вы не привлекаете их за спекуляцию? Разве вы не знаете, что существует закон против спекуляции — 107 статья Уголовного Кодекса РСФСР, в силу которой виновные в спекуляции привлекаются к судебной ответственности, а товар конфискуется в пользу государства? Почему вы не применяете этот закон против спекулянтов по хлебу? Неужели вы боитесь нарушить спокойствие господ кулаков?!..

Вы говорите, что ваши прокурорские и судебные власти не готовы к этому делу… Я видел несколько десятков представителей вашей прокурорской и судебной власти. Почти все они живут у кулаков, состоят у кулаков в нахлебниках и, конечно, стараются жить в мире с кулаками. На мой вопрос они ответили, что у кулаков на квартире чище и кормят лучше. Понятно, что от таких представителей прокурорской и судебной власти нельзя ждать чего-либо путного и полезного для Советского государства…»

Вот и нам тоже так кажется почему-то…

«Предлагаю:

а) потребовать от кулаков немедленной сдачи всех излишков хлеба по государственным ценам;

б) в случае отказа кулаков подчиниться закону — привлечь их к судебной ответственности по 107 статье Уголовного Кодекса РСФСР и конфисковать у них хлебные излишки в пользу государства с тем, чтобы 25% конфискованного хлеба было распределено среди бедноты и маломощных середняков по низким государственным ценам или в порядке долгосрочного кредита».

Тогда же, в январе, Сибирский крайком постановил: дела по ст. 107 расследовать в чрезвычайном порядке, выездными сессиями народных судов в 24 часа, приговоры выносить в течение трех суток без участия защиты. На том же заседании было принято решение о выпуске циркуляра краевого суда, краевого прокурора и полпреда ОГПУ, который, в частности, запрещал судьям выносить оправдательные или условные приговоры по 107-й статье.

Определенным «смягчающим обстоятельством» для властей может служить лишь уровень коррупции — без циркуляра прикормленные правоохранители вообще бы ничего делать не стали. Кроме того, 107-я статья начинала применяться, когда размер товарных излишков в хозяйстве превышал 2000 пудов. Как-то трудновато представить себе возможность следственной или судебной ошибки в случае, если в амбаре у хозяина находится 32 тонны хлеба. Что, складывали по зернышку и не заметили, как накопилось? Даже с учетом того, что впоследствии этот размер был снижен — в среднем конфискации составили 886 пудов (14,5 тонн) — все равно трудно.

Впрочем, учитывая пустячный срок лишения свободы по 107-й статье — до одного года (вообще-то до трех, но это в случае сговора торговцев, а ты попробуй-ка этот сговор докажи), основной мерой наказания являлась как раз конфискация излишков. Не хотели продавать хлеб — отдадите даром.

Откуда столько хлеба?

Как видим, ничего необычного в этом нет. В чрезвычайных ситуациях даже самые рыночные из рыночных государств наступают на горло собственной песне и вводят законы против спекуляции — если не хотят, чтобы их население в массовом порядке умирало с голоду. На практике проблема решается просто: если правительство любит взятки больше, чем боится голодных бунтов — законы не вводятся, если мало дают или  страшно — вводятся. Даже Временное правительство, коррумпированное до последнего предела, и то попыталось реализовать хлебную монополию — правда, не сумело. А большевистский Совнарком сумел — собственно, в этом вся разница и отсюда вся обида на них «братьев-социалистов» по части аграрной политики.

Но вернемся к нашим кулакам. Давайте немного посчитаем. При урожайности в 50 пудов с десятины 800 пудов — это 18 десятин. Плюс к тому еще собственное потребление хозяев, прокорм батраков и скота, семенной фонд — что при крупном хозяйстве потянет десятин, скажем, на семь. Итого — 25 десятин. В 1928 году наделы в 25 десятин и выше имели всего 34 тыс. хозяйств — меньше, чем по одному на деревню. А кулацкими признавались около 3% хозяйств, т.е. 750 тыс. И ведь многие имели не 800 пудов, а тысячи, а то и десятки тысяч. Откуда, интересно, взял Сталин цифру, которую назвал в Сибири? «Посмотрите на кулацкие хозяйства: там амбары и сараи полны хлеба, хлеб лежит под навесами ввиду недостатка мест хранения, в кулацких хозяйствах имеются хлебные излишки по 50-60 тысяч пудов на каждое хозяйство, не считая запасов на семена, продовольствие, на корм скоту...»  Где он нашел хозяйства с такими запасами? На Дону, в Терском крае, на Кубани? Или это поэтическое преувеличение? Но даже если уменьшить озвученную им цифру на порядок, все равно получается по 5-6 тыс. пудов.

Но тут важнее другой вопрос. Даже если речь идет о 800 пудах — откуда столько хлеба? С собственного поля? Не было в СССР такого количества таких полей. Так откуда?

Ответ, в общем-то, лежит на поверхности. Во-первых, не стоит забывать о натуральном ростовщичестве, которым была опутана деревня. Все эти «благодарности», отдача долгов «исполу», аренда земли и отработка за долги, мешок за мешком, ложились в амбары сотнями и тысячами пудов. А во-вторых, давайте задумаемся: как в деревне проходила продажа зерна? Это хорошо, если ярмарка расположена на краю села, так что свои несколько мешков туда можно отнести на горбу. А если нет? И лошади тоже нет, так что и вывезти не на чем? Впрочем, пусть даже и есть сивка — так охота ли гонять ее за десятки верст с десятью пудами? А деньги между тем нужны — налог заплатить, да и купить хоть что-то, да надо.

Между маломощным крестьянином и рынком обязан существовать деревенский скупщик зерна — тот, который, в свою очередь, будет иметь дело с городским оптовиком. В зависимости от сочетания жадности и деловитости он может давать односельчанам или чуть больше, или чуть меньше государственной цены — так, чтобы эта копейка не заставила неимущего крестьянина ехать на базар или на ссыппункт.

Деревенский кулак просто не мог не быть скупщиком хлеба — разве можно упускать такой доход. Впрочем, он таковым и был.  Процитируем снова донесение ОГПУ — всевидящего ока советского правительства: «Нижне-Волжский край. В Лысогорском районе Саратовского округа кулаки и зажиточные занимаются систематической спекуляцией хлебом. Кулаки в с. Б.-Копны скупают у крестьян хлеб и вывозят большими партиями в г. Саратов. Для того, чтобы смолоть хлеб вне очереди, кулаки спаивают работников и заведующего мельницей.

Северо-Кавказский край. В ряде мест Кущевского и Мясниковского районов (Донского округа) отмечается массовый помол зерна на муку. Часть хлеборобов занимается систематическим вывозом и продажей муки на городском рынке… Цены на пшеницу доходят до 3 руб. за пуд. Зажиточные и крепкое кулачество, скупая на месте по 200-300 пуд. хлеба, перемалывают его на муку и увозят на подводах в другие районы, где продают по 6–7 руб. за пуд.

Украина. Кулак хут. Новоселовки (Роменский округ) скупает хлеб при посредстве трех бедняков, которые под видом скупки хлеба для личного потребления заготавливают для него зерно. Кулак закупленное зерно перемалывает на муку и продает на базаре.

Белоцерковский округ. В Фастовском и Мироновском районах кулаки организовали свою агентуру по скупке хлеба, которая заготавливает для них хлеб в окружающих селениях и ближайших районах».

Как видим, на деревенском уровне частник-оптовик и кулак — это один и тот же персонаж, естественный посредник между производителем и рынком.  По сути, кулак и нэпман — два звена одной цепи, и интересы у них совершенно одни и те же: подгрести под себя рынок, не пустить туда других игроков, и в первую очередь — государство.

Беда была не только в том, что сами кулаки играли на повышение цен, но еще больше в том, что они вели за собой других крестьян. В высоких хлебных ценах были заинтересованы все, кто хоть что-то вывозил на рынок, и к бойкоту госпоставок присоединялись середняки, которых привлечь по статье 107 нельзя — если применять ее к тем, у кого в амбаре не тысяча, а сотня пудов, то почему бы сразу не начать поголовную реквизицию?

В то же время почти половина хозяйств в стране была настолько слаба, что не могла прокормиться своим хлебом до нового урожая. Высокие цены этих крестьян напрочь разоряли, и они повисали на шее государства. Таким образом, при вольном рынке государство дважды спонсировало торговцев — сперва покупая у них хлеб по высоким, установленным ими же ценам, а потом снабжая дешевым хлебом разоренных этими же хлеботорговцами бедняков. Если в стране существует мощное торговое лобби, оплачивающее политиков, эта перекачка может продолжаться вечно, но нэпманам слабо было купить членов Политбюро. Проще убить...

* * *

Все эти проблемы — и мироедство, и взвинчивание цен — в ходе задуманной большевиками аграрной реформы решались экономически, причем довольно быстро. Если учесть вектор развития, то становится ясно, что колхозы, обеспеченные государственными льготами и государственной поддержкой, имеют все шансы за считанные годы превратиться в достаточно культурные хозяйства с вполне приличной товарностью (уже в начале 30-х годов план хлебозаготовок для них устанавливался в объеме примерно 30-35% валового сбора). И что из этого следует? А следует из этого то, что если коллективизировано будет не 5%, а 50% хозяйств, то частники попросту потеряют возможность не то что играть на рынке, а вообще влиять на него — госпоставки колхозов будут покрывать все потребности страны. А с учетом того, что в СССР хлеб населению продавался по очень низким ценам, смысл заниматься хлеботорговлей пропадет напрочь.

Кулак же, лишенный, с одной стороны, выкачиваемого у бедноты за долги хлеба, а с другой — возможности влиять на цены, может торговать продукцией своего хозяйства, как хочет и где хочет. Поставленный в положение не крупного, а мелкого сельского хозяина, он из своей экономической ниши-каморки, ничего ни определить, ни решить не сможет.

Чисто риторический вопрос: смирятся ли безропотно нэпман и кулак с такими планами властей?

Об этом — в следующем материале…

Ситуация с теор.физикой

Ссылка

Профессор МГУ Томсинов: «Два придурка во власти ведут Россию к войне»

Ссылка
Великий человек

Это лекция, которую сразу после выборов прочитал на юридическом факультете МГУ им. Ломоносова доктор юридических наук Владимир Алексеевич Томсинов. Вы его, наверное, не знаете и никогда о нем не слышали. Он юрист, историк и публицист, но не распиарен как адвокаты Астахов и Кучерена, которые и в сравнение с ним не идут. Это выдающийся человек, обладающий непререкаемым авторитетом среди студентов, преподавателей и профессионалов указанных областей. Честный, порядочный, умный, мудрый. Человек, на которого я равнялась и буду равняться всегда в своей жизни. Мои моральные принципы, мировоззрение, мироощущение и понимание юридической науки во многом формировалась под его взглядами, на его лекциях и книгах. На факультете он читает для первокурсников лекции по Истории государства и права зарубежных стран (один из самых сложных предметов на всем периоде обучения), а с недавнего времени и по курсу "Правоведение". Во время лекций, год из года, в поточных аудиториях на 400 человек всегда аншлаг из студентов всех курсов. И все эти сотни сидят, затаив дыхание, слушая несильный голос этого поистине Великого Человека.

Лекции Томсинова и этот текст - залог того, что юридический факультет МГУ не превратится в коррупционную шаражку. Залог, что из него и дальше будут выпускаться в юридический мир (пусть и в немногочисленном составе) настоящие профессионалы, имеющие свою гражданскую позицию и высоко поднятую голову. Залог того, что Московский Университет останется Московским Университетом. Моей alma mater.

Печаталась лекция студентами, старались, судя по всему, писать быстро и дословно, поэтому можно сделать скидку и на орфографию, и на некоторые недочеты. На самом деле, все лекции этого профессора надо записывать на видео и создавать Золотой фонд юридическойго факультета. Для потомков. Которые, надеюсь, у нас будут.



Я, конечно, удивлен всем происходящим.

1. Я удивлен поведением дядей, тетей, которые возглавляли избирательные комиссии, были членами избирательных комиссий.

«Вверху» была определена цифра – 57 % для партии «Единая Россия» (далее ЕР).

Реально партия набрала по стране 30 %. В Москве – 23-25%.

Все остальное было, естественно, фальсифицировано. И это доказано сотнями протоколов, которые сфотографированы и выложены в интернет.

Я их смотрел, я смотрел десятка два протоколов. Приписки везде по 200-300% за ЕР. Это является страшным государственным преступлением.

Но кто его совершил?

В первую очередь совершили вот эти дяди и тети, причем сохранились видео.

Вот один дядя, чувствуется директор школы, либо учитель. Но кто их подвиг на эти нарушения? Чем они руководствовались, что продали свою страну. Как они дальше будут жить? Их на всю страну показали этих людей. Объясните мне их поведение: ну и что, что дали указание? Значит надо бросаться их выполнять?

А если бы им дали указание убить кого-то? Что, они побегут убивать?

А ведь вместе с тем, это равнозначное преступление - дали указание убить государство, дали указание убить русский народ, дали указание убить право людей определять своей волей какой строй будет в государстве.

Бежит выполнять.

Очевидно, всех их надо переписать, возбудить уголовное дело. Пусть это будет через 5 лет, но они не должны уйти от ответственности. Если их тысячи, то тысячи человек должны подлежать ответственности.

Они совершили тяжкое государственное преступление и достойны всяческого презрения. А если это учителя и директоры школ, школьники и их родители имеют право потребовать их удаления из школ.

Воры и убийцы не могут вообще работать в школе.


2. Дети, которые бегали здесь и бросали бюллетени, пачки бюллетеней. Как правило, дети из провинции, платили им от 1000- 4000 тысяч за несколько десятков бюллетеней, брошенных по открепительным талонам.

Вот они о чем думают?

Еще есть страшная фотография, выложенная на «Эхо Москвы»: выставка ВВЦ, огромный зал, спальные мешки, там тысячи детей. Им заплатили по 5 тысяч за то, что они будут три дня ходить с барабанами кричать: «Медведев. Путин. Народ». Они на Триумфальной кричали, пряча лица свои.

Я бы понял бы, если заплатили хотя бы 50 тысяч. Но как за тысячу, 5 тысяч портить себе будущую жизнь? Их сейчас всех префотографировали, ведутся списки этих детей. Что с ними дальше будет можно предполагать, если начнется гражданская война.
1. Вот два придурка у власти. Я это говорю сейчас особенно смело, особенно уверенно, так как они сейчас своим поведением доказали это. Для вас это хороший поучительный урок, так как вы сейчас это запомните и усвоите, то, что они, эти два придурка, во время учебы на юридическом факультете не смогли. Государство – это не только совокупность институтов, органов, как это учит теория государства и права. Запомните - государство это еще духовное поле, которое заставляет население повиноваться носителям публичной власти, соблюдать государственный порядок, соблюдать закон.
Что они делают? Эти выборы показали, что у нас в стране сформировалась мощная антигосударственная оппозиция, мощная группировка ведущая борьбу против нашего государства: в эту группировку входит Путин, Медведев, председатель Центральной Избирательной Комиссии – Чуров, все члены избирательной комиссии, кто не возмущался фальсификациями.

Потому что, что на самом деле произошло? Меня удивляет, почему нельзя было разрешить нормальные выборы? Без фальсификаций.

Почему надо было специально говорить тому же Путину, что мы должны обязательно победить, набрать максимальное количество голосов, или Медведеву говорить до выборов, о том, что тот губернатор, который не обеспечит максимальное количество голосов будет снят с должности. Я не могу этого понять. Потому что при честных выборов ЕР набирала бы 30%. И это достаточно.

Но что они сделали? Они не поняли одну вещь.

Они на конституционном праве не усвоили еще одну вещь: нельзя разрушать духовное поле государства. Каким образом они это делают?

Это разрушение авторитета носителей государственной власти. Каким образом он разрушается?

Многие революции начинаются из-за действий носителей верховной государственной власти. Николай II разрушил практически государство, Путин разрушает его. Каким образом? Он не отвечает на обвинения в воровстве, в том, что он построил виллу в S, построил огромный дворец за миллиард долларов в заповедной зоне под Геленджиком, в том, что он построил себе дачу на горе в заповедном месте в Адыгее. Фотографии всего этого есть, доказательства юридические есть - выступи, ответь. Он должен понимать, что сейчас писк моды у московской молодежи - прийти дождливым вечером на Чистые Пруды и потом ходить по улицам тысячными толпами и кричать: «Путин вор».

Для обывателя это интересно, а юристы понимают, что это разрушение государства. Но кто виноват в этом? Путин.

Если тебе кричат, что ты вор, то приди в субботу на митинг и объясни, что ты не вор. Вместо этого на следующий день он говорит, что к ЕР не имеет никакого отношения и, более того, он говорит: «то? что кричат вор, так это везде кричат - во всех странах кричат, что премьер- министры воры». Это просто наглое вранье. Ни в одной развитой стране премьер-министра - вора не потерпят, достаточно бы было одной фотографии виллы, и он бы был не на свободе, не в отставке, а сидел бы в тюрьме; в любой стране - даже в Италии.

Это первая истина - государство это духовное поле.

Вторая истина.

Для чего существуют выборы? Вас учат - выборы существуют для того, чтобы выбрать лучшего. Ничего подобного: на выборах лучшие редко выбираются, выборы существуют для других целей, для того чтобы придать власти легитимность, а значит выгоднее для власти, чтобы выборы были честными. Пусть у них даже будет мало голосов.

Почему они погнались за количеством голосов? Я не могу это понять. Власть должна гнаться за легитимностью, погнавшись за количеством голосов, они лишили себя легитимности. Они никто - два придурка, больше никто, совершенно.

Ладно, прошла фальсификация, но был выход: создать комиссию при следственном комитете, протоколы есть. И если протоколы сравнить с сайтом: то можно увидеть, что фальсификация идет в три раза; и таких протоколов масса. Они могли признать необходимость расследования.

А что делают эти два придурка? Они заявляют в тот же вечер, что все было правильно – никаких фальсификаций. Но позвольте, вот протоколы, вот фальсификации. Ты дурак, ты не видишь их? А он заявляет публично, что я дурак.

Медведева я понимаю, это мальчик – подросток, который сначала случайно оказался на должности доцента, потом на должности президента. Ему бы танцевать где-нибудь под «American boy», вот потанцевал – и вся страна смеется, вся молодежь смеется. Ему это, видимо, понравилось, и он станцевал еще раз, только теперь еще и хлопая в ладоши.

Посмотрите на методику принятия решения: мальчик - подросток и это не просто слова. Почитайте мои книги: я слово не скажу не обосновав его хоть чем-то, там масса сносок. Если на лекциях я что-то резко говорю, имейте ввиду, у меня столько оснований это сказать еще более резко, я просто смягчаю, все что я говорю. И я мог бы еще более резко сказать о них, я их не считаю вообще людьми. Для меня это объекты научного исследования. Я бы с удовольствие бы их исследовал в психологической лаборатории, потому что занять такую должность и так себя вести - у меня это не укладывается в голове.

Вот еще мелочь – катастрофа самолета в Карелии. В тот же день заявляет: запретить полеты ТУ- 134. Ты же еще не расследовал?!

Потом оказалось, что штурман пьяный был, дорогу принял за аэродром. Значит дело-то не в самолете, надежный самолет.

Катастрофа ТУ-154 - запретить ТУ -154. Ты идиот?

Ведь элементарно, если ты принимаешь какое-то решение, то ты сначала исследуй, подумай.

Смотрите, что с выборами: вечером ему говорят о фальсификации, он заявляет, что их не было, все правильно. И в твиттере пишет матом, тут же убирают. Кстати, его тогда не взломали, он сам написал, его стиль.

И стиль мне напоминает дневники Николая II, такой же придурок. Тот писал в дневниках сколько ворон он застрелил.

Эти два придурка – прекрасный объект для изучения. Самый лучший метод изучения – на ошибках. Вот вы видите как нельзя принимать решения, как нельзя управлять государством. Фальсификации бесспорные, 100% доказательства, заявлять о том, что их нет - совершать уголовное преступление.

Он фактически сказал, что я соучастник тяжкого уголовного преступления. Он подлежит уголовной ответственности, президент у нас типичный уголовник. Как это произошло? Очевидно, что перед вами ситуация, с которой всегда начиналась революция. Революции начинались с разрушения легитимности власти – публичной, страшно – опасная вещь. К чему ведет разрушение легитимности власти?

Население им не подчиняется.

Для меня они уголовные преступники, подлежащие преступности.


Что дальше может быть?

А дальше я сомневаюсь, что Медведев будет премьер- министром, так как поставить его премьер- министром для Путина, это равносильно самоубийству. Надежда. Самый бы лучший был выход, если бы Путин переродился и понял, что он творит. Переродится, он может только под давлением, поэтому митинги играют огромную роль. В данном случае они показывают настроение населения, он их смотрит, что бы он не говорил, что он смотрит только порнографию, на самом деле он смотрит все. Он как-то публично заявил: «Что смотреть интернет, там порнография одна». Он видел эти толпы, скандирующие: «Путин Вор». Эти толпы ходили по улицам Петербурга, и ходят до сих пор и будут ходить. Потеряна полностью легитимность, дальше самая опасная вещь для этих двух придурков. Почему? Потому что они не понимают одной вещь: глава государства или председатель- правительства, они все- таки еще возглавляют определенную группировку из сановников, стоящих у власти. Среди этих сановников не все дураки, там очень много умных людей. Они очень были недовольны этим издевательским решением, о том, чтобы поменяться постами (президент- премьер).


Они прекрасно понимают, к чему все идет, что своим поведением эти два придурка ставят под угрозу не только имущество, но и жизни этих людей, сановников. Дальнейшее можно предсказать, как было во всех революциях: в 1917 году, во Французской революции, в Английской революции. Начинается раскол правящего строя. В этом правящем строе, выделяются способные люди, которые чувствуют ответственность за свою страну. Они начинают формировать контрэлиту, свою собственную группировку, которая борется за власть. В России эта борьба за власть привела к разрушению государства. Сейчас, я думаю, таких последствий не будет, потому что Запад тоже находится в страшном кризисе. Заняться нами они особенно не смогут. Сейчас самый удачный момент для здоровых сил в правящей элите решить проблему управления страной, так как оставлять управление в руках этих двух сумасшедших - совершенно опасно для страны и для их самих. Сбежать они все равно не смогут.


Знайте, что может произойти? Как только легитимность власти окончательно исчезнет, все капиталы на западе этой элиты будут конфискованы. Более того, те кто будут протестовать, обращаться в суд, окажутся сами в тюрьме, потому что не трудно будет западным юристам доказать преступное происхождение этих капиталов. Там капиталы в таком объеме, которые в тысячу раз превосходят их официальные доходы. Они не понимают, что 20ая статья, которая объявляет превышение доходов над расходами – это норма международного права, а значит внутреннего права всех стран, которые ратифицировали ее. А ратифицировали все развитые страны, кроме России. Капиталы все на западе. Развитие событий, я думаю, что будет трагическим. И мне не понятно, еще одна вещь.


4 марта Путин идет на выборы. Зачем ему понадобилось фальсифицировать эти выборы и тем самым, практически, объявлять не легитимными собственные выборы. Самоубийца.

Самоубийство - это признак тяжелого психического заболевания. Это один из признаков заболевания, если только нет очень серьезных причин для этого. На что он рассчитывает?

Выборы 4 марта будут также признаны не легитимными. Ему захочется победить в первом туре, так как второй тур он может проиграть, причем любому, Оксане Дмитриевой, например. Экономист из Петербурга, партия «Справедливая Россия». Я читал ее тексты, она прекрасно пишет и мыслит.

Они занижают доходы бюджетные и получается, что 1- 2 триллиона рублей каждый год находятся в личном распоряжении. Она все это установила по цифрам. Но очевидно, что времена наступают трудные, но интересные, особенно для учебы на юрфаке.

Я смотрел митинг - это еще одна печальная вещь для Путина и всей этой банды. Это состав этого митинга. Мне не понравились те, кто стояли на сцене. Троицкий, Навальный разочаровали, все эти выступления примитивные. Но я обратил внимание, кто составлял основную часть митингующих - это очень приличные люди, 30-40 лет, много студентов, много офисных работников, образованных людей с интеллектуальными лицами. И с этими людьми так разговаривать с дубинками? Это просто смешно. У них же абсолютно реальные требования. Выборы были фальсифицированы – сделайте что-нибудь, а вместо этого на них дивизию насылают. Целую дивизию вводят в Москву. Эта ситуация опасная и для страны, но прежде всего для них.


Я могу прогнозировать, если прольется кровь, то почти 100% того, что в живых ни Путина, ни Медведева не оставят. Ждет их судьба Каддафи, безусловно.

Они сейчас должны наоборот вывести все войска из столицы, дать возможность людям покричать и походить. Я не понимаю этого, если тебе во всем интернете кричат, что ты вор. Наберите в яндексе «Путин вор» и найдется более 5 миллионов сайтов. Составляются списки на уничтожение всей этой правящей элиты. Они это затянули, уже до этого все доведено. Вместо того, чтобы дать выход этому недовольству, они всячески пытаются их куда-то загнать дубинками. Кончится это плохо, совершенно очевидно.

Еще один пункт – национализация ресурсов - это то, что нам необходимо, безусловно. Потому что, если ресурсы не будут национализированы, то они будут принадлежать иностранцам. Вся алюминиевая промышленность принадлежит англичанам. Дерипаска подставная фигура. Это юридически, документально доказано. Все нефтяные компании, в том числе Роснефть, принадлежат совсем не нашему государству. Национализация ресурсов имеет двойное значение. Это значит национализация в самом высоком значении, это постановка этих ресурсов на службу нашему народу, а не иностранцам, которые выкачивают ресурсы.

Правильная оценка деятельности Путина – он давно ведет войну против нашего государства, причем целенаправленную. В чем она выражается? Разрушение армии. Во главе армии поставлен торговец мебелью, который буквально все разрушил, армии практически нет. В 2004 году по просьбе Буша уничтожен транспортный железнодорожный ракетный комплекс, которого боялись как огня НАТОвцы. До уничтожения этого комплекса, ни о каком ПРО речи быть не могло. Миллиарды долларов пошли на ветер, эта уникальная разработка еще советских ученых. Путин ее уничтожил. Выкачал с помощью Кудрина на Запад триллионы рублей. Даже те ресурсы, которые есть здесь, он народу не дает. Он использует их для уничтожения субтропиков Сочи. Спортсмены будут там играть на костях русских детей и стариков. Так как эти деньги были забраны из русских губерний. Эти бессмысленные сооружения никому после олимпиады будут не нужны.

Уничтожение легитимности власти отказ от борьбы с ворами, убийцами, преступниками. Осознание ее большинством населения - дает надежны на лучшее. Самое главное, что здесь один плюс: предательство верхушки способствует созданию гражданского общества. У людей появляется сознание, что на государство надеяться нечего, надо надеяться на самих себя.

Томсинов Владимир Алексеевич,

доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой истории государства и права юридического факультета Московского Государственного Университета имени М.В. Ломоносова.

Лекция подлинная. Вот аудиозапись: 1 ч 30 мин http://ifolder.ru/27512883.

Про выборы - с 45 минуты примерно.
Сама с удовольствием прослушала от начала до конца. У вас тоже есть возможность послушать одну из лучших лекций, которые читаются по Истории государства и права зарубежных стран в России, тема - Средние века, Англия, Хартия вольностей. Слушать, наверное, будет сложновато. Вживую и в целом цикле лекций информация воспринимается легче, потому что дается в системе и на "подготовленную почву".

Для тех, кто сомневался в моих эпитетах по поводу Владимира Алексеевича и не удовлетворился статьей из Википедии, хочу сказать, что с удовольствием узнаю еще одного человека в России, который может читать такие лекции каждую неделю, без бумажек и конспектов, из головы воспроизводя все эти даты, события и имена... У нас, помнится даже, кто-то не верил по началу и перепроверял все дома потом ))) И читает он так, что даже первокурсники такой сложный и насыщенный материал слушают больше часа при полном внимании. Небольшие шушуканья, апплодисменты и поддерживащий смех начались только, когда он уже про политику начал говорить. Владимир Алексеевич - поразительный человек, что сказать. )
На аудиозаписи видно, что лекция шла около 50 минут, после чего, как обычно и делают лекторы, под конец пары Томсинов начал зачитывать пришедшие к нему записки от студентов. И тут посыпались просьбы рассказать, что он думает о ситуации в стране: выборах, митингах, революции...

По поводу, не боюсь ли я огласки и подставить любимого преподавателя. Не боюсь. И Владимир Алексеевич, конечно же, не боится, думаю.
Во-первых, статьи за клевету и оскорбления из УК РФ в декабре 2011 исключили. А если даже не исключили бы, то любые попытки возбудить процесс со стороны власти были бы смешны. Не такая давняя история с прокремлевским адвокатом Шотой Горгадзе и словами Алексея Навального, произнесенными в эфире одной радиостанции, "Единая Россия-партия жуликов и воров" была очень поучительной для власти. Общественный резонанс был огромный, именно тогда "мем" вошел в обиход, а потом и в суде по заявлению члена ЕР в иске по существу было отказано. Да и, думается мне, доказательства Владимир Алексеевич на процесс бы принес ого-го какие, все эти протоколы фальсифицированные - цветочки только.
Во-вторых, борьба через административный ресурс, это тоже, извините, мертвому припарки. Это как с полицией из этой лекции: решение власти, совсем противоположное правильному, безрезультатная борьба со следствием. А следствий таких сейчас по всей России миллионы. Вот, в комментах человек пишет, что и в Питере все преподаватели в "оппозиции"... Это про ЛГУ (нынче СПбГУ), видимо. Да и надо понимать, что на факультете у нас работают не за деньги, для таких специалистов смешные, по сути. А вот разозлить студентов и сделать еще несколько тысяч юных оппозиционеров с мозгами и совестью, так это запросто.

Фукуяма-2. Европе объявлен "конец будущего"

http://www.odnako.org/blogs/show_14966/

26 декабря 2011 Виктор Мараховский

Авторитетный британский политический философ Джон Грей в опубликованном сегодня "Би-Би-Си" программном тексте "Бесконечная одержимость несбывшимся" предложил западному миру революционную по-своему концепцию -- отказаться от идеи прогресса и мыслей о будущем.

В кратком пересказе текст Грея сводится к следующему: Фрэнсис Фукуяма, в 1989-м году объявивший свой знаменитый "Конец истории" на том основании, что Берлинская стена упала и теперь всюду восторжествует западная модель демократии и свободного рынка, а главной проблемой XXI столетия станет скука -- кажется, ошибся так, как может ошибиться только философ. То есть напрочь. Вместо всеобщей вестернизации -- мы видим погружение одних частей мира в авторитаризм, а других вообще в теократическое средневековье. Вместо скуки -- за окном увлекательная борьба за выживание. Вместо свободного развития свободного рынка -- глобальная рецессия.

Почему всё так, риторически спрашивает Грей? Потому что мы слишком хорошо думаем о человечестве в целом. Главная ошибка подавляющего большинства философов Запада -- в том, что они верили в возможность поэтапного социального прогресса, принципиальной "морализации" среднего человека.

Между тем, настаивает Грей, человеческая натура принципиальным изменениям не поддаётся. А значит -- невозможны и утопии. Все идеи поэтапного "ступенчатого" прогресса, сколько их было за последние полтора столетия -- споткнулись о собственную несбыточность. А поскольку фантасты и футурологи уже успели намечтать человечеству с три короба -- у мыслящей прослойки теперь постоянная фрустрация от того, что могло бы сбыться, да не сбылось.

В итоге Грей предлагает своего рода "конец истории-2": отказаться от постоянных мыслей о светлом будущем, от идеалистических ожиданий -- и думать только о насущных проблемах и о сегодняшнем дне. "Беды человечества никогда не кончатся, но никогда не кончится и человеческое мужество и способность к приспособлению". Грей отмечает, что "футурозависимых" это, конечно, покоробит -- зато остальным станет куда проще жить, ни о каком качественном прогрессе не мечтая и не ставя целей, которых явно не достичь. "Если мы ищем смысл нашей жизни в будущем -- мы теряем тот смысл, который мы можем создать для себя здесь и сейчас", - отмечает Грей.



...Что в этом манифесте интересно для нас, уважаемые читатели? Авторы "Однако" весь уходящий год прогнозировали, что западная мысль, столкнувшись с системным кризисом своего уклада, непременно найдёт выход в отказе от идеи социального и человеческого прогресса вообще. То есть, фактически -- к возвращению к дохристианскому, языческому мироощущению, согласно которому история не имеет цели, а принципиальное движение вперёд невозможно. В этой концепции всё, о чём следует думать среднестатистическому жителю Запада -- это решение возникающих проблем и защита от наваливающегося зла.

Фактически -- речь идёт не только об отказе от мечтаний о "всеобщей беспроблемности". Автор "Би-Би-Си" предполагает отказаться и от веры в то, что мы когда-нибудь сувмеем перейти от чисто шкурных проблем к проблемам новым, более высокого уровня, более интересным.

Тот факт, что этот манифест размещён в качестве итогового государственной телерадиовещательной корпорацией интеллектуального центра западного мира, Великобритании, - говорит о том, что это не просто так, а предлагаемая идеология.

Собственно, мы же предупреждали.

Пять причин быть русскими

Пять причин быть русскими

http://expert.ru/expert/2011/36/pyat-prichin-byit-russkimi/

Михаил Ремизов, президент Института национальной стратегии

В стране, которая дважды распадалась по этническим границам, национальный вопрос — как веревка, о которой не говорят в доме повешенного. Но говорить все равно приходится. Пусть не на выборах, так хотя бы на высоких консилиумах, один из которых на минувшей неделе прошел в Ярославле с участием мировых светил


Иллюстрация: Мария Румянцева

Если не считать репрессивных формул вперемежку с призывами к толерантности, на всех подобных обсуждениях рефреном звучит только одна спасительная идея: культивировать общероссийскую гражданскую нацию в противовес этническому радикализму.

«Наша задача заключается в том, чтобы создать полноценную российскую нацию при сохранении идентичности всех народов, населяющих нашу страну», — заявил президент на президиуме Госсовета в Уфе, ссылаясь на советскую идею «новой исторической общности». В противном случае — это уже цитата с другого совещания — «судьба нашей страны очень печальна».

Гражданскую нацию у нас строят со времен Ельцина. Получается, что спустя двадцать лет после своего возникновения «новая Россия» по-прежнему существует как государство без нации со всеми вытекающими опасениями по поводу ее судьбы.

Здесь возникает определенный парадокс. Ставя задачу создания нации, государство, с одной стороны, признает себя не вполне состоявшимся, а с другой — примеривает на себя роль демиурга, способного творить миры. Совместить эти роли весьма непросто. «Но у других-то стран получилось», — возражает президент на уже упомянутом Госсовете в Уфе. «И мы должны это сделать».

Хрестоматийным примером нации, построенной сверху, считается Франция. Французская корона формировала французский народ (тот народ, который ее свергнет) из достаточно разнородного населения. Однако выполнить эту миссию она сумела именно потому, что имела точку опоры вне нации — в «божественном праве» королей. Интересно, есть ли у российской президентской династии подобный запас прочности? И еще: разве мы уже не проходили что-то подобное?

Русские сложились как нация, имея в качестве точки отсчета государственную власть. И на это потребовалось не двадцать лет, а несколько столетий. После столь бурной истории решимость начать «нацбилдинг» с чистого листа впечатляет. Но прежде чем с удвоенной силой взяться за строительство «новой исторической общности», давайте попробуем сравнить ее со «старой».

Оптимисты скажут, что выбирать между «русским» и «российским» совсем не обязательно. Ведь «идентичность всех народов, населяющих нашу страну», в ходе строительства новой нации обещано сохранить. Проблема лишь в том, что для русских частью идентичности является статус субъекта российской государственности. Вне этого статуса мы, возможно, сможем сохраниться как этнос, но не сможем реализоваться как современная нация.

В чем разница между тем и другим?

Английский исследователь Бенедикт Андерсон говорит, что современные нации созданы книгопечатным станком. Это довольно точно как метафора своего рода «промышленного» производства идентичности. Этническая общность достигает стадии нации тогда, когда располагает: а) развитыми механизмами тиражирования своей идентичности, в роли которых выступают прежде всего система массового образования и СМИ; б) самой идентичностью, закрепленной в форме высокой письменной культуры (включая развитый литературный язык, традицию в искусстве, корпус базовых текстов, формирующих самосознание, и т. д.).

Племя или народность могут воспроизводить себя «кустарным» образом — на уровне устной традиции и непосредственных контактов в семье, соседской общине. Нация — нет. Чтобы продолжать себя в поколениях, ей необходимы громоздкие (и дорогостоящие) социальные машины, действующие в основном под эгидой государства.

Применительно к нашему вопросу это значит, что если школа, СМИ, армия, государственный аппарат, массовое искусство вовсю штампуют «россиян», то это, конечно, совсем не значит, что они действительно создадут новую нацию (см. пункт «б»), но это значит, что они вполне могут разрушить старую. Это одна из весомых причин того, что мы рискуем перестать быть русской нацией по ходу строительства «нации россиян». Мы уже поняли, кем хочет видеть нас власть. Но пока не уверены, кем хотим быть сами.

Моя цель — предложить несколько аргументов в пользу одной из моделей.
1. Граждане или крепостные?

Вопреки бесконечным ссылкам на концепцию гражданской нации проект нации россиян меньше всего является гражданским проектом. Это проект бюрократии. «Российская нация» представляет собой придаток к административному аппарату РСФСР-РФ. Она не учредитель этого государства, а его «наполнитель», приложение к некоей административной конструкции, возникшей независимо от нее.

Это хорошо заметно по Конституции. «Многонациональный народ Российской Федерации» не может создать Российскую Федерацию просто потому, что он есть величина, производная от ее границ, ее юрисдикции и даже территориальной структуры (в самом своем имени наш «суверен» связан федеративной формой территориального устройства). Понятно, что конституционное право часто оперирует фикциями. Но в данном случае это полностью соответствует логике исторического процесса. Учредителем государства, в котором мы живем, выступала сначала советская номенклатура, производившая административно-территориальное деление СССР, а затем российская номенклатура, перехватившая у центра власть строго в рамках очерченных границ вместе с «доставшимся» ей населением.

Собственно, вопрос о нации встал в тот момент, когда эта номенклатура озаботилась тем, чтобы обеспечить лояльность подведомственного населения. Государство, которое может получиться из этой затеи (решения бюрократии «завести себе нацию»), трудно назвать национальным. Точно так же партия, которая, будучи правящей, решает придумать себе идеологию, явно не является идеологической партией.

Это очень показательный момент: тема «гражданской нации» возникает в нашей новейшей истории не в контексте требований граждан к бюрократии, а в контексте требований бюрократии к гражданам, что накладывает неизгладимый отпечаток на политическую судьбу создаваемой нации и разительно отличает ее от настоящих гражданских наций Нового времени.

Напротив, социальный профиль русского национализма (в данном случае речь о национализме как проекте нации, а не бытовой ксенофобии) сегодня не бюрократический, а гражданский. Его питательная среда — городской образованный класс, он требует лояльности не от нации по отношению к бюрократии, а от бюрократии по отношению к нации и является формой притязания национального большинства на свое государство.

Иными словами, если мы как нация «россияне», то мы крепостные своего государства (в буквальном смысле: мы оказались «прикреплены» к определенному куску территории при дележе советского наследства — а дележ, как уже было сказано, вершила номенклатура). Если мы «русские», то мы его потенциальные хозяева, граждане, стремящиеся вступить в свои суверенные права.

Это противоречит стереотипу об этническом национализме как антониме гражданского. Но все дело в том, что сам этот стереотип противоречит очень многому в истории наций и национализма. Например, в германских землях XIX века именно этническая (культурно-лингвистическая) идея нации стала оружием образованных горожан, стремящихся одновременно к гражданской эмансипации и к национальному единству в противостоянии со знатью германских княжеств. Последняя же, вполне в духе современной российской знати, апеллировала как раз к территориальному принципу лояльности.
2. История или инерция?

Я не утверждаю, что территориальная идентичность не может породить гражданскую. Просто для этого ей требуется нечто большее, чем назвать население гражданами.

Крупнейшие гражданские нации Нового времени — американцы, англичане, французы — стали таковыми в горниле революций. Для того чтобы создать нацию, основанную на общих ценностях, а не на этнических связях, необходимо, чтобы эти ценности были скреплены сов­местным историческим опытом, прежде всего опытом политической борьбы, в ходе которой граждане выходят на арену как основная историческая сила.

Какой революцией рождена «российская нация»? «Августовской революцией» 1991 года? Если это так, то она несет на себе все родимые пятна этой «революции»: провинциализм и вторичность (по отношению не только к великим историческим революциям, но и к бархатным революциям восточноевропейских соседей), анеми власти и гражданского общества (картонные диктаторы против картонных революционеров), уже упомянутый номенклатурный налет и, конечно, несмываемый налет исторического поражения и геополитической катастрофы.

«Российская нация» рождается не в виде сгустка исторической воли, а в качестве продукта распада советского строя, в качестве инерции этого распада.

Революция 1917 года тоже была связана с крупным военным поражением, которое, однако, было быстро изжито. Важнее же всего то, что многим современникам и потомкам она виделась событием всемирно-исторического масштаба. На этой базе было действительно возможно формирование «новой исторической общности», основанной на идеологии и образе жизни. И тем не менее эта общность не состоялась. Так с какой стати должна состояться «новая историческая общность» в РФ, если у нее в принципе нет сопоставимого ценностного ядра?

Одним словом, если мы «нация россиян», то мы дети 1991 года. А это весьма низкая родословная. Если мы «русские», то мы наследники длинной цепи поколений — народ, прошедший закалку нескольких мировых войн и революций, сменивший несколько государственных форм и ставший тем единственным, что их связывает.

Последнее особенно важно. У нас много обсуждается проблема разорванности российской истории. Мы оказываемся не в состоянии связать между собой разные исторические эпохи как «главы» своей собственной судьбы.

Концепция российской гражданской нации усугубляет эту проблему, делая ее в корне неразрешимой. Эта нация заведомо не может рассматриваться как носитель предшествующих форм российской государственности, поскольку является производной от границ, политико-правовой формы и идеологии данного конкретного государства. То есть тех элементов, которые менялись в нашей истории головокружительно резко. Больше того, в длинной череде государственных форм (Киевская, Московская Русь, Петербургская империя, СССР, РФ) каждое последующее государство в большей или меньшей степени основывается на отрицании предыдущих.
Для русских частью идентичности является статус субъекта российской государственности. Вне этого статуса мы, возможно, сможем сохраниться как этнос, но не сможем реализоваться как современная нация

Один из слоганов, изготовленных в рамках госзаказа на «российскую нацию», гласит: «Народов много — страна одна». В этом благонамеренном лозунге заключен, если вдуматься, невероятный исторический нигилизм. В том-то и дело, что в историческом разрезе страна оказывается совсем не одна. «Варяжская Русь», «Московское царство», «Страна Советов» — это не просто разные территории, но совершенно разные политико-географические образы, то есть именно что разные «страны». «Страна одна» оказывается лишь в том случае, если РФ полностью заслоняет собой все предшествующее. Поэтому с точки зрения исторической преемственности уместно прямо противоположное утверждение: «Стран много — народ один».

Единственная возможность связать воедино разные «страны», оставшиеся в нашем прошлом, и сложить из них некую «вечную Россию» состоит в том, чтобы рассматривать российское государственное строительство во всех его перипетиях как часть русской этнонациональной истории. На этом уровне преемственность как раз налицо (становление общего языка и культуры, самосознания, пантеона героев и т. д.). В этом случае у разорванных российских времен появляется общий носитель. Да, весьма условный. Но национальная история — это и есть драма, построенная вокруг жанровой условности главного героя.

Тот факт, что мы воспринимаем варварского князя Владимира и советского космонавта Гагарина в качестве лиц одной и той же истории, в качестве своего рода аватар ее подразумеваемого главного героя, — неоспоримое свидетельство того, что мы живем русским этнонациональным мифом.

Миф, если верить Юнгу, — источник энергии и психического здоровья. Отчего тогда вокруг так много исторической шизофрении? Именно потому, что сознание находится в явном конфликте с бессознательным. Мы ощущаем непрерывность своей исторической личности, но не можем ее назвать.
3. Свои или чужие?

«Стран много — народ один» — не спорю, это звучит весьма провокационно как лозунг, но довольно точно как описание нашего положения. Причем не только во времени, но и в пространстве. Именно так могла бы выглядеть формула отношения к русскому населению Украины, Белоруссии, Казахстана и других новообразованных государств.

Распад СССР оставил за границами РФ более 30 млн русских (в переписи 1989 года 36,2 млн человек за пределами РСФСР назвали русский родным языком), что составляет порядка четверти русского населения РФ. Примерно таким же было соотношение численности западных и восточных немцев на момент раздела Германии.

В отличие от Западной Германии, которая, не будучи одержима территориальным реваншизмом, тем не менее никогда не отказывалась от перспективы национального единства, что выражалось и в тексте ее конституции, и в практике предоставления гражданства, «новая Россия» оставила эту четверть за бортом своего национального проекта.

Тот факт, что русские вне РФ оказались лишены каких-либо преимуществ при получении ее гражданства, не стали адресатами ее диаспоральной и переселенческой политики, всецело «заслуга» идеологов российской территориальной нации.

В логике этого проекта жители Севастополя — часть чужой нации. Зато захватчики Буденновска — своей. Эта логика, несомненно, оскорбляет национальное чувство. Но если она внедряется достаточно долго — она просто разрушает его (что, отчасти, мы и наблюдаем сегодня, когда российский патриотизм испытывает явный кризис жанра).
Если мы как нация — «россияне», то мы крепостные своего государства. Если мы — «русские», то мы его потенциальные хозяева, граждане, стремящиеся вступить в свои суверенные права

Другим, не менее красноречивым и многообещающим симптомом этого проекта стала концепция замещающей иммиграции. То есть концепция, в соответствии с которой отрицательный демографический баланс может и должен возмещаться «импортом населения» вне зависимости от его этнических, социокультурных, профессиональных характеристик. В этой сфере разворачивается настоящая социальная катастрофа — я имею в виду не только проблемы с интеграцией самих иммигрантов, но также люмпенизацию и архаизацию всего общества под воздействием их неограниченного притока. Люмпен-предприниматели, от ларечников до миллиардеров, могут радоваться почти бесплатному труду, но с точки зрения макросоциальных эффектов бесплатный труд бывает только в мышеловке (экономика дешевого труда для нас и в самом деле ловушка).

Но даже если бы рациональные аргументы в пользу замещающей иммиграции существовали, главной проблемой является сам подход, в логике которого бюрократия вправе «импортировать» себе другой народ, если существующий по тем или иным причинам ее не устраивает.

Если нация создается административным аппаратом и территорией, а не общей культурой, связью поколений, исторической судьбой, то эта логика оказывается возможна. Иными словами, «россияне» — нация, которая, не останавливаясь, разменивает своих на чужих. И, к сожалению, это заложено в самой ее идее.

Русские — нация, которая объединяет всех носителей русской культуры и идентичности поверх государственных границ. Границы менялись в нашей истории слишком часто, чтобы мы определяли через них свое «я».

Это вовсе не значит, что мы не должны дорожить территорией. Совсем напротив. Просто территорию, в случае серьезных угроз, нельзя сохранить во имя территории, а юрисдикцию — во имя юрисдикции. Необходима сила, которая их одушевляет, а не просто «принимает форму сосуда».

От «российской нации», в случае критической угрозы существованию РФ, будет так же мало толку, как от пролетарского интернационализма в 1941 году. Придется обращаться к русским.

Не будучи тождественна существующему государству (хотя бы в силу своей разделенности), эта нация может относиться к нему как к государству-плацдарму (каковым оказалась та же ФРГ для немцев во время холодной войны), государству-убежищу (каковым является для разбросанных по миру евреев Израиль). Для того чтобы это стало возможным, должно произойти очень многое. Но если это произойдет, за территориальную целостность и суверенитет РФ можно будет не беспокоиться.
4. Пушкин или Гельман?

В литературе по национальному вопросу часто противопоставляют друг другу «немецкую» и «французскую» модели нации, имея в виду, что в первом случае нация основывается на культурной общности, во втором — на политической. Гораздо реже обращают внимание на то, что это лишь различные отправные точки одного и того же процесса: процесса соединения государства и национальной культуры. В одном случае движение идет от культурного единства к политическому, в другом — наоборот. Соединение «политики» и «культуры» — это формула современного национального государства и, как справедливо напоминает британский философ Эрнест Геллнер, современного индустриального общества, которое нуждается в унификации населения на базе единого языкового, поведенческого, ценностного стандарта.

Многие считают, что Россия изначально складывалась принципиально иначе, как многосоставное государство. В действительности Россия не меньше, чем Франция или Германия, складывалась на основе стандарта доминирующей культуры. Что связывает между собой народы российского пространства? Стихийное «братание», о котором говорил евразиец Трубецкой? Разумеется, нет. Их связывает то, что все они в большей или меньшей степени находились под воздействием русской культуры и языка.

Конечно, под влиянием соседних народов находились и русский язык с культурой, но именно они выступали в качестве синтезирующего элемента, преобладая как количественно (по уровню распространенности), так и качественно (по уровню развития).

Благодаря этому несомненному преобладанию и длительной ассимиляции наша большая страна на удивление однородна. По крайней мере миф о небывалой мультикультурности России явно пасует перед опытом по-настоящему мультикультурных стран, таких как Папуа — Новая Гвинея, где около 6 млн человек разделены на 500–700 этноязыковых групп.

Если наш ориентир — поликультурность на душу населения, то нам есть к чему стремиться. Но если мы говорим о единой нации, то она может воспроизводиться только так, как и прежде: через ассимиляцию/интеграцию на основе русской культуры. Другой высокой культуры мирового уровня в нашем распоряжении просто нет.

Для сторонников «российского проекта» это неприемлемо. Поэтому рождаются химеры. В официальных выступ­лениях и документах русская культура все чаще рассматривается как некий фермент для мифической многонациональной российской культуры, «мультикультуры» (как прозвучало на одном из высоких собраний), которую мы тоже должны «создать» заодно с «новой исторической общностью». Но национальные культуры не медиапроект, который может быть изготовлен по заказу. Они создаются столетиями, синтезируя народную культуру с культурой интеллигенции и аристократии.

Создаются порой вполне сознательно. Так, Данте, Лютер или Пушкин методично осуществляли селекцию того литературного языка, на котором вслед за ними стали говорить их соотечественники. Весь XIX век был временем реализации культурных проектов европейских наций, в том числе «русского проекта», в литературе, музыке, живописи, архитектуре.

Так вот, если сегодня вновь появляется необходимость создавать некую «российскую культуру» для «российской нации», то возникает вопрос: кто ее создатели? Кто эти титаны? Олег Газманов с песней про офицеров-россиян? Никита Михалков с фильмом «12»? Марат Гельман с выставками «Россия для всех»?

Словом, «российский проект» в культуре реализуется в низких жанрах конъюнктурной пропаганды и шоу-бизнеса со всеми вытекающими последствиями для качества одноименной нации.

«Русский проект» в культуре реализовывался поколениями выдающихся представителей национальной аристократии и интеллигенции. Мне не преминут напомнить об их смешанном происхождении (собственно, в этом и состоит логика выставки «Россия для всех»), которое будто бы делает их нерусскими или не совсем русскими. Это очень важный для «официоза» аргумент. И очень саморазоблачительный. «Расизм — это свинство» — гласит социальная реклама на футбольных стадионах. Но банановый расизм фанатов блекнет на фоне расизма пропагандистов «нерусской нации». Нелепый мем о «Пушкине-эфиопе» или «турке Жуковском» возможен только на почве самых вульгарных представлений о том, что национальность — это «биология» и что человек, для которого русский язык и культура являются родными, может быть русским не на сто процентов, а лишь на ⅞ (как Пушкин) или на ½ (как Жуковский).

Расчет, вероятно, в том, что если все начнут подсчитывать доли «нерусской крови», то произойдет распыление идентичности русских, и им ничего не останется, кроме как идентифицировать себя через административный аппарат и территорию. Такая угроза действительно существует. Поэтому состоятельность проекта русской нации будет в существенной мере зависеть от того, удастся ли преодолеть этот «расистский заговор», избрав родной язык в качестве главного носителя идентичности.
5. Союз народов или конгломерат меньшинств?

Будучи лишен сильных сторон советского проекта — интегрирующего «гражданского культа», российский ремейк повторяет его слабые стороны. Я имею в виду политику в отношении национальных республик и диаспор.

Если принять всерьез идею единой гражданской нации, то первая ее аксиома будет гласить, что никаких других наций внутри этой нации нет и быть не может. Могут быть этнические группы, полностью отделенные от государства. Но в советское время они искусственно выращивались в «социалистические нации», сегодня они заняты активным строительством собственных национальных государств под «зонтиком» РФ. Где-то этот процесс идет демонстративно и вызывающе, как в Чечне, где-то более осторожно, но не менее упрямо, как в Татарстане или Якутии. Существование республиканских этнократий прямо противоречит декларируемому гражданскому единству.

Еще меньше единства на уровне общества. Мы часто забываем, что гражданская нация требует не менее интенсивной общности и даже однородности, чем этническая. Это однородность политической культуры и гражданского сознания. Есть ли она между разными частями «российской нации»? К сожалению, нет, особенно если иметь в виду ее северокавказскую часть. И речь не просто о правовом нигилизме, а об определенном кодексе убеждений, для которого альтернативные «законы» («законы шариата» или условные «законы гор» как совокупность неформальных традиционных норм) действительно выше гражданских. Этот разрыв в правовой и политической культуре не только не сокращается, а нарастает (по мере вымывания из элит горских народов остатков советской интеллигенции).

Иными словами, проект российской гражданской нации спотыкается не о «русский вопрос», а о совокупность громко поставленных «нерусских вопросов». Именно они его перечеркивают. И это закономерно. Интеграция меньшинств оказывается невозможной, если нарушена интеграция большинства.

Мы видим это и на примере европейских государств. Они зашли достаточно далеко в попытке вынести за скобки идентичность титульных наций, запустив «политкорректную» цензуру школьных программ, политической лексики, массового искусства. Цель этой политики состояла в том, чтобы сделать интеграцию более приемлемой для меньшинств. Но она имела строго обратный эффект. Общество, из которого изъят культурный стержень, обладает даже не нулевым, а отрицательным ассимиляционным потенциалом. Оно не вызывает желания стать его частью. Напротив, оно вызывает у меньшинств желание заполнить возникшую пустоту своими этническими и религиозными мифами (отсюда такой всплеск «фундаментализмов» и «этнизмов» внутри западных обществ). А у большинства — бегство в субкультуры или апатию.

То есть сильная, пусть и чужая для меньшинств национальная культура способна обеспечить их интеграцию в гораздо большей мере, чем пустота, возникающая на ее месте. В нашем случае это верно вдвойне, если учесть, что русская культура для большей части народов России совсем не чужая.

Россия действительно складывалась как союз народов. Но именно для того, чтобы этот союз был возможен, необходимо признание его основного субъекта — русских как государство­образующей нации. Противостоять этому признанию от имени прав меньшинств нет никаких оснований. Ведь их права уже максимально реализованы — в виде собственных государств, влиятельных лобби, культурных автономий. Осталось лишь дополнить всю эту «цветущую сложность» национальным самоопределением большинства.

Рано или поздно это произойдет. Воп­рос лишь в том, станет ли пространством самоопределения Российская Федерация или какая-то другая, пока неведомая страна нашего будущего.